В шестидесятые годы в Париже было две разновидности студентов: одни утверждали, что клуб La Methode находится напротив Политехнической школы, другие – что Политехническая школа находится напротив La Methode. Все зависело от того, к какому из двух заведений студент питал большее уважение.
Мне всегда было по душе второе утверждение – возможно, потому, что я всю жизнь испытывала глубокое и непреодолимое отвращение к математике. Именно в La Methode в шестидесятые годы я впервые встретила Джо Дассена. Он заботливо настраивал свою гитару, прежде чем подняться на маленькую эстраду с плохо обструганным паркетом.
Я только что закончила декламировать El Desdichado, и именно мне выпала честь уступить сцену молодому американцу, которого мне представили Франк Тома и Жан-Мишель Рива, два молодых, но уже достаточно известных поэта-текстовика.
- Браво, - сказал мне Джо своим мягким бархатным голосом, дружески расцеловав меня в обе щеки. – Жерар де Нерваль – один из моих любимых поэтов...
Он слегка косил, и неопределенность взгляда усиливала его обаяние. В его речи слышался легкий акцент, что делало его еще более привлекательным.
Я ничего ему не сказала, но меня немало удивило, что американец знаком с творчеством французского поэта, о котором многие французы не имеют ни малейшего понятия.
Жан-Мишель и Франк ни слова не сказали нам о том, что этот очаровательный ковбой с непринужденными манерами был к тому же сыном Жюля Дассена, но, даже если бы они вспомнили об этом, установить связь нам было бы не так легко. Даже если мы были еще слишком молоды, чтобы знать о маккартистских “чистках” в Америке и о “париях” Голливуда, мы все ходили в кино и видели “Потасовку среди мужчин”, но мы были твердо уверены, что Жюль Дассен – французский режиссер.
В ту ночь Джо пел до рассвета. Песни Боби Лапуанта и Жоржа Брассенса чередовались с американским фольком. Время от времени, когда он говорил по французски, ему случалось коверкать слова, и он немедленно прерывался, чтобы извиниться, но взрыв аплодисментов заставлял его продолжать... Продолжать выступление следующей песней.
Бетти Трак
-Посмотри, Джо, это камера… Она здесь для тебя, только для тебя! Ты будешь управлять ею, и она сделает все, что ты захочешь. Залезай на табуретку и смотри в глазок…
Отец помогает четырехлетнему Джо забраться на табурет. Хорошенький мальчик с вьющимися волосами еще не до конца понимает, что происходит. Утром отец разбудил его со словами:
-Поднимайся скорее, мне нужна твоя помощь. Сегодня ты будешь работать вместе со мной!
Джо пока не понимает, какой удивительный подарок сделал ему отец. Он подарил ему голливудскую мечту, подарил, как игрушку, купленную в супермаркете на углу.
Малыш хмурит брови, принимает серьезный вид и, как и велел ему отец, смотрит в глазок камеры.
-Видишь площадку?
-Да.
-Видишь актеров? Они ждут тебя. Они ждут, когда ты скажешь, что они должны делать…
-Да, я всех вижу, - радостно отвечает мальчик.
-Ты готов?
-Да, готов!
-Мотор! - выкрикивает Жюль Дассен.
Актеры, предупрежденные заранее, начинают играть, как обычно. Маленький Джо снимает эпизод, стоя за камерой, как настоящий режиссер.
Когда съемка кончилась, отец поблагодарил его, поздравил с удачно выполненной работой и отвел к директору за гонораром.
- Всякая работа должна быть вознаграждена, - сказал он сыну. - Ты хорошо поработал!
Двадцать пять центов в ту пору соответствовали полутора франкам… Хоть и немного, но неплохо для начала!
Джо очень гордился своим первым заработком. С того самого дня он считал вопрос о своем будущем решенным: “Когда я вырасту, я буду ходить в кино каждый день, как папа!”
Джозеф Маккарти считает всех русских жалкими ублюдками, отупевшими от постоянного пьянства. Они не в состоянии думать сами и, едва протрезвев, расходуют остатки сил и энергии на то, чтобы купить Америку и американцев, обещая золотые горы за секрет их несравненного могущества.
Ненависть Маккарти к коммунистам, граничащая с настоящим безумием, достигла своего апогея в день, когда его выбрали в Сенат в 1947 году. Власть окончательно лишила его рассудка. Утратив всякое чувство меры, он немедленно создал Сенатскую следственную комиссию, которая должна была не только изгнать из Америки всех коммунистов, но и вычислить тех, кого можно было заподозрить в симпатии к ним.
В стране начался настоящий террор. Маккарти и его головорезам шпионы мерещились повсюду. Если шпионов не удавалось вычислить, оставалось выдумывать их – что и делалось.
“Все просто и ясно, - с пафосом восклицал Маккарти в одном из своих нескончаемых выступлений. – Коммунисты, воплощение зла для мировой политики, внедрили своих агентов в наше правительство в Вашингтоне, это и объясняет их победы. Если бы борьба велась честно и открыто, добродетельная и могуществення Америка никогда не потерпела бы поражения перед этим злом. Могучее тело Америки изменило ей, потому что ее мозг заражен этой болезнью. Все снова будет прекрасно, когда мы изгоним коммунистов из наших университетов, из прессы...”
И, разумеется, из кино! Голливуд становится для маккартистов одной из важнейших целей. Как индустрия кино, влияющая на умы десятков миллионов людей, могла избежать массовой “чистки”, по выражению приверженцев сенатора? Это же выражение часто употребляли нацисты...
По твердому убеждению сторонников Маккарти, когда речь идет о защите истинных американских ценностей, все средства хороши для достижения благородной цели. Например, доносы.
Сведение личных счетов, месть, зависть... Сторонники Маккарти действительно не выбирали средств, умело играя на всех человеческих низостях.
Были введены цензурные комитеты, тщательно изучавшие каждый сценарий, каждый эпизод, каждую реплику... Они делали все возможное и невозможное, усердствовали изо всех сил и в конце концов всегда находили то, что искали, видя в самых невинных сюжетных ходах что-то, что могло бы возбудить подозрение. И тогда они начинали резать, рубить на кусочки...
Джон Уэйн, ковбой, один из самых популярных и кассовых голливудских актеров, живая легенда, символ американской мощи, одним из первых встал на сторону Маккарти и стал его представителем в столице кинематографа. Многие другие, либерально настроенные и ценящие свободу превыше всего, продолжали противостоять дискриминации, мегаломании местной власти и коррупции, процветавшей повсюду и подрывавшей устои демократического общества. Среди них были Чарли Чаплин, Джозеф Лоузи, Джон Хьюстон – и Жюль Дассен.
“Он предатель! – изрыгали маккартисты. – Он и ему подобные губят Америку и, если их не остановить, разрушат все. Он красный, он коммунист...”
За Жюлем Дассеном устанавливается постоянное наблюдение. Где бы он ни находился, его выслеживают, его преследуют... Двери студий закрываются перед ним одна за другой. От него отворачиваются даже близкие друзья.
“Мой отец попал в черные списки, - говорила много лет спустя Жюли Дассен. – Его лишили возможности работать. Вскоре он был вызван в Комиссию расследований антиамериканской деятельности. Эта комиссия ломала людей, не давала им жить...”
В те годы в Америке строчили доносы на все и вся. В Голиивуде каждый готов был сдать соседа, чтобы сохранить свое место под солнцем и свои привилегии. Некоторые известные режиссеры, в частности, Элиа Казан, ранее клявшиеся, что не поддадутся ни шантажу, ни давлению, резко изменили свои позиции.
Не в силах больше жить под неусыпным наблюдением “великого инквизитора”, Чарли Чаплин решил уехать. “Я наконец вырвался из атмосферы, пронизанной ненавистью, мне смертельно надоели оскорбления, надоела жизнь в этой напыщенной Америке...” – заявил он журналистам на борту теплохода, увозившего его в Европу.
Жюлю Дассену это тоже надоело. К тому же ему стало известно, что под наблюдение Комиссии он попал благодаря двум небезызвестным в Голливуде личностям, которых он имел неосторожность считать своими друзьями. “Тот, кто остается один, становится сильнее”, - говорил он с горькой улыбкой. Снова и снова он вспоминает реплику из пьесы Ибсена – он одинок, силы у него еще будут...
-Мы уезжаем, - решительно и до странности спокойно сказал он Беатрис. – Надо убираться отсюда как можно скорее, пока меня не посадили. У них и на это хватит безумия!
-Куда мы едем?
-Сначала в Нью-Йорк, потом посмотрим. Возможно, в Лондон...
Жюль Дассен снимает фильм в Италии. Беатрис с оркестром Пабло Казаля ездит по всей Европе. Дети учатся в самых престижных школах: девочки в английской школе в Монтре, Джо в Розей.
“Я многому там научился, - вспоминал он позже. – Сначала кататься на лыжах, потом – играть в теннис, в поло, ездить верхом... Наконец, я понял, что деньги не дают счастья...”
Кроме того, в школе он выучил и французский язык.
“Когда я начинал учиться в колледже, я едва знал по-французски несколько слов и был последним в классе. Меня это задело, я серьезно взялся за изучение языка и, выпускаясь, я уже бегло говорил по-французски и был первым в классе.”
Семья Дассен продолжала скитаться по всей Европе, следуя за Жюлем. Какое-то время они жили в Риме, что позволило Джо выучить итальянский, потом перебрались во Францию, в парижский пригород Савиньи-сюр-Орж. Джо сначала учился там же в лицее, потом снова отправился в Швейцарию, в международную школу в Женеве. В 16 лет в Гренобле он получил аттестат с отличием. Он все еще не отказался от планов, которые строил в пять лет, и по-прежнему мечтает о карьере в кино. Жюль уговаривает его подождать.
-Ты сможешь делать все, что захочешь, но позже. Ты очень одарен, тебе надо получить хорошее образование. Ты еще успеешь сделать невероятную карьеру, получи сначала хороший диплом, который позволит тебе всегда заработать на жизнь. У тебя все впереди, ты еще очень молод, пожалуйста, послушай меня и сделай маленькое усилие. С дипломом в кармане ты сможешь спокойно заняться тем, что тебе нравится. Но не сейчас...”
В 1955 году Жюль и Беатрис развелись. Это глубоко потрясло Джо. В горе и в радости, его семья всегда была рядом. Единая, сплоченная. Они всегда были единым целым, не мыслили себя друг без друга. Это был его мир, его корни. Корни, которых в действительности его семья не имела…
Он долго мечтал о том, чтобы талант его отца снова признали, чтобы Жюль снова добился успеха, чтобы он снова занял то место, которого всегда заслуживал. Наконец этот счастливый день настал, и именно он разлучил их. Жюль Дассен, “святой”, неподкупный, человек без слабостей, влюбился в другую женщину. В незнакомку…
Потрясенная и растерянная, Беатрис тем не менее старается держаться, думать о будущем детей, а не о своих бедах и разочарованиях. Жюль Дассен покидает их, и Джо остается один с матерью и сестрами. Единственный мужчина среди трех женщин… Он безумно любит их, но его силы на исходе, он задыхается. Он понимает, что ему необходимо сменить обстановку, уехать, побыть наедине с собой и со своим будущим.
“Я возвращаюсь в Штаты, - заявил он. – Мои предки выбрали эту страну, и я возвращаюсь туда. Я еще ничего не сделал, никто не заносил меня в черные списки. Никто не помешает мне вернуться домой...”
С задумчивым видом Джо посмотрел на лягушку, прыгающую в банке. Она кажется ему удивительно милой и полной жизни, очень похожей на персонажей диснеевских мультфильмов – на Дези, жену селезня, или на мышь Минни.
В этот момент преподаватель обратился к студентам. Он велел им взять ватный тампон и смочить его хлороформом.
-Заткните тампоном отверстие банки, - велел он. – Через несколько секунд ваша лягушка станет неподвижной и совершенно бесчувственной… Тогда вы вынете ее из банки и прибьете ее спину и лапы к деревянной дощечке, которую каждый из вас получил в начале занятия. Затем вы возьмете скальпель и вскроете ей брюшную полость, внимательно следуя моим указаниям…
“Нужно было разрезать ее и вынуть ее сердце, - вспоминал много лет спустя Джо. – Я тут же возненавидел этого типа. Какая сволочь – он хотел, чтобы я разделывал прекрасную Бетти Боп?!”
Погруженный в сомнения, Джо сделал неверное движение. Банка опрокинулась, лягушка воспользовалась этим, чтобы удрать, пробравшись между рядами в аудитории.
“Не могу сказать, намеренно или нечаянно я уронил банку, но точно знаю, что не сделал ровно ничего, чтобы поймать лягушку. Я был так счастлив, что она сумела избежать этой участи!”
В тот день Джо окончательно решил покончить с изучением медицины. Разве мог бы он сделать с человеком, неважно, мертвым или живым, то, чего он не смог сделать с лабораторной лягушкой? Без тени сожаления он хлопнул дверью медицинского факультета, куда поступил только потому, что профессия врача “престижна”.
Вскоре после случая с лягушкой, навсегда перечеркнувшего его планы стать врачом, Джо поступил на отделение антропологии и этнологии. Вместе с двумя друзьями, швейцарцем Бернаром и французом Аленом, он снял небольшой домик. 5 августа 1995 года во время программы Destins de Stars, посвященной Джо Дассену, Бернар вспоминал: “Джо был максималистом во всем, он работал, как сумасшедший, по ночам, чтобы ничего не упустить. Он был одарен великолепной памятью и уже видел себя преподавателем антропологии в американском университете. Не сомневаюсь, что он преуспел бы в этом, если бы успех в музыке не заставил его свернуть с выбранного пути…”
J’ai rendez-vous avec vous, La ballade des dames du temps jadis, Il n’y a pas d’amour heureux…
Джо и его друг Ален часто поют под гитару песни Жоржа Брассенса, чередуя их с классическим американским фольком.
“Это французские фольклорные песни”, - заявляют они, уже зная, что, чтобы добиться успеха, надо уметь соврать в нужный момент.
Со временем их репертуар стал шире, пополнился обработками эскимосских и ирландских песен, негритянскими песнями, песнями заключенных и китобойцев…
Их выступления пользуются успехом. Благодаря им Джо и Ален зарабатывают достаточно, чтобы прокормить себя, а также оплатить жилье и учебу.
В 1960 году блестящий студент Джо получает достаточно дипломов, чтобы начать читать лекции. В свои 22 года он начинает преподавать молодым студентам в Анн-Арбор. Двумя годами позже он защитил докторскую диссертацию.
“Он был великолепен в шляпе и длинной черной робе”, - с нежностью вспоминала Беатрис, его мать.
В 1959 году Жюль Дассен снимает фильм “Закон” по мотивам романа Роже Вайяна, только что получившего Гонкуровскую премию. Главные роли играют Ив Монтан и Марчелло Мастроянни, а также Мелина Меркури. Для Жюля она не только спутница жизни, но и любимая актриса.
Джо приехал на съемки во время коротких каникул. Жюль предложил ему небольшую роль, а также попросил записать песню к фильму. Он очень рад этой встрече с сыном, но боится, что Джо не найдет общего языка с Мелиной, обвинит ее в одиночестве Беатрис и развале семьи. Но ничего подобного не происходят – юный американец и греческая актриса знакомятся, присматриваются и открываются друг другу. Очень быстро между ними зарождается дружба, скрепленная нежностью и глубоким взаимопониманием.
В 1963 году Жюль готовится снимать “Топкапи”. С Мелиной, – само собой разумеется! – Питером Устиновым и Максимилианом Шеллом в главных ролях. Это легкая и блистательная комедия о приключениях парочки обаятельных авантюристов, затеявших ограбление века. Действие будет происходить в Турции, в Стамбуле и на побережье. Жюль звонит сыну и предлагает ему не только быть ассистентом режиссера, но и сыграть одну из ролей.
Университетские лавры не поколебали намерения Джо “ходить в кино каждый день, как папа”. Счастливый, он садится в первый же самолет, вылетающий в Европу.
13 декабря 1963 года. Эдди Барклай устраивает очередную безумную вечеринку в роскошном ресторане в Булонском лесу. Он намерен достойно отметить выход на французские экраны фильма Стенли Крамера “Этот безумный, безумный, безумный мир”, обещающего стать одним из лучших фильмов года.
-Мариз, мы должны туда пойти! Такой вечер нельзя пропустить. Я уверена, будет здорово! Раз уж мы приглашены, обидно было бы упустить случай… Кроме того, все будут в карнавальных костюмах… Потрясающая идея, очень забавно!
Иветта Массьера, которую друзья называют Мариз, так как она терпеть не может свое имя, делает недовольную гримаску. Слова подруги ни в чем ее не убеждают. С отсутствующим видом она рассматривает костюм Жанны д’Арк, брошенный подругой на диван.
-Говорю же тебе, будет весело, пошли! – настаивает та.
-Ну уж нет! Хватит с меня вечеринок такого сорта, где все старательно делают вид, будто знают друг друга сто лет! Все это на меня тоску нагоняет, предпочитаю остаться дома и полежать на диване с хорошей книжкой! – ответила Мариз. – Я остаюсь, иди без меня, если хочешь, уверена, ты отлично проведешь время, а если тебе особенно повезет, еще и встретишь мужчину своей мечты!
Мариз действительно видела в своей жизни достаточно вечеринок, чтобы устать от них. Жизнерадостная, обаятельная и очень эффектная, она пользуется большим успехом у молодых людей. Все сгорают от любви и страсти к ней, но ни один не сумел найти путь к ее сердцу.
-Ты что, действительно хочешь, чтобы я пошла одна? На что это будет похоже?! Если ты не пойдешь, я тоже останусь, но если ты так поступишь, это будет не очень-то красиво с твоей стороны! Запомни, дорогая, я тебе за это отомщу!
В конце концов Мариз поддалась шантажу подруги. Она не догадывается, что эта вечеринка перевернет ее жизнь.
Среди двух тысяч гостей она видит только его. Анфилада комнат, переполненых людьми, несколько баров, три оркестра и даже боксерский ринг, окруженный болельщиками, но они ничего не замечают.
Он – высокий бородатый пират с непринужденными манерами. Одного взгляда издалека им было достаточно, чтобы узнать друг друга, чтобы понять, что они знают друг о друге все, как будто они уже были знакомы и любили друг друга – в другой жизни…
“На нем был великолепный костюм, - вспоминала Мариз. – Черные сапоги, облегающие брюки из черного атласа, широкий пояс, белая шелковая рубашка, открытая на груди, черная повязка в волосах и шрам на щеке…”
-Мариз, познакомься, это Джо Дассен!
Мысленно поблагодарив знакомую, девушка посмотрела в глаза пирата. Они не расставались весь вечер. Жанна д’Арк чувствовала, что за спиной у нее выросли крылья, растворяясь в объятиях прекрасного незнакомца.
Он – Эррол Флинн. Она – Ингрид Бергман. Они не должны были встретиться, но судьбе было угодно, чтобы они оба ошиблись фильмом…
Весь мир принадлежит им. Они открывают для себя счастье быть вместе…
Короткая стрижка, костюм с белой рубашкой и галстуком – Мариз едва узнала молодого человека, позвонившего в ее дверь. Она ждала его, она мечтала его увидеть… Но он так не похож на вчерашнего пирата! Он напоминает скорее картинку из ежедневной газеты…
“Впервые в жизни со мной такое случилось, - признался Джо позже. – Я чувствовал себя так, будто явился к ней абсолютно голым, и перепугался до смерти. Как какая-нибудь красотка, которую никто не узнает без макияжа и фальшивых ресниц…”
К счастью для него, атлетическая фигура, голубые глаза, бархатный голос и неотразимая улыбка значат больше, чем самые хитроумные переодевания. Мариз не потребовалось много времени, чтобы понять, что такой, как есть – настоящий, - он нравится ей еще больше.
Он предложил ей провести с ним уик-энд в пригороде Парижа Мулен-де-Пуанси. Она с радостью согласилась.
“Будучи настоящим джентльменом, Джо снял две комнаты, - вспоминала она. – Чтобы окончательно покорить меня, он взял с собой гитару. Он пришел ко мне и устроил настоящий импровизированный концерт. В конце концов он так и не вернулся к себе!”
Джо пока не знал, что Мариз недавно вновь встретилась со своей подругой Катрин Ренье, с которой они вместе учились в школе при монастыре. Катрин работает секретарем в недавно открывшемся парижском филиале студии грамзаписи CBS. Однажды вечером Мариз записала на магнитофон голос Джо.
-Ты не могла бы попросить кого-нибудь на студии записать для меня диск с этой пленки? – спросила она у Катрин. – Хочу сделать Джо сюрприз, подарить ему на день рождения этот диск...
Катрин согласилась. На студии запись услышал один из художественных директоров и захотел немедленно встретиться с молодым американцем, которому уже прочил блестящее будущее на сцене.
Джо был отнюдь не в восторге от этой идеи, но все же в конце концов согласился на встречу. Его познакомили с молодыми поэтами Жаном-Мишелем Рива и Франком Тома. Джо не составило труда найти с ними общий язык, особенно с Жаном-Мишелем.
Контракт подписан. Несколько месяцев спустя вышел первый диск Джо. Пластинка не имела успеха. Если бы Моник Ле Марси, в то время помощник программного директора РТЛ – позже она сама займет этот пост, - не обратила на него внимания, провал был бы полный.
Моник Ле Марси предложила Джо вести на РТЛ передачу, посвященную истории Дикого Запада. Именно тогда Джо познакомился с Карлосом, который вместе с Сильви Вартан записывал песню в соседней студии. Вскоре они стали неразлучными друзьями.
Раздосадованный провалом первой сорокапятки, Джо решил записать вторую, потом третью пластинку… Bip-Bip, Guantanamera, Les Dalton… О молодом певце заговорили.
Мариз была предана ему телом и душой, жила только ради него и его карьеры. “Она была его костюмером, шофером, диетологом, парикмахером и секретарем, - вспоминала Моник Ле Марси. – Они никогда не расставались. Мариз была тенью Джо, следовала за ним повсюду. Невозможно было представить их друг без друга!”
В мае 1968 года, во время массовых беспорядков, когда в воздухе летали булыжники из парижских мостовых и горели машины, Джо позволил себе записать песню Siffler sur la colline (Свистеть на холме). Через год он дебютировал в зале “Олимпия”. Критика была восторженной.
“Бархатный голос с богатым нижним регистром, молодая и уверенная манера… Американская экзотичность сочетается в нем с истинно французской утонченностью”, - писал Поль Каррьер в Le Figaro.
“Наконец-то новая звезда – Джо Дассен! – восклицал Жан Макабье в France Soir. – 45 минут его концерта превращаются в блистательное шоу…”
“Он обладает несомненным чувством ритма и опытом в шоу-бизнесе, у него очаровательный волнующий голос, на него приятно смотреть – красивый, высокий, с озорной и нежной улыбкой, он способен завести зал одним своим появлением”, - восхищенно добавляет Клод Саррот в Le Monde.
“Во Франции родилась новая звезда”, - подводит итог Норбер Лемэр в L’Aurore.
“Приехав как-то в Париж, я хотел купить брюки, - рассказывал Жюль Дассен. – Но было уже довольно поздно, магазин был закрыт. Так как внутри еще были люди, я позволил себе постучать. Мне открыла недовольная продавщица. Похоже, она спешила и я нарушил ее планы, но, когда она меня увидела, ее физиономия тут же расплылась в широкой улыбке.
-Мне кажется, я вас узнала, - сказала она. – Вы случайно не отец Джо Дассена?
-Да, он мой сын…
Она немедленно впустила меня, а хозяйка магазина даже не взяла с меня денег…”
-Доктор, он будет жить? Будет ли он таким же, как другие дети? У него есть шанс выкарабкаться?..
В голосе Джо слышится мольба о помощи. В его глазах блестят слезы тревоги. Он смотрит, не отрываясь, на прозрачный стеклянный купол, под которым маленькое слабое существо пытается бороться за жизнь.
Врач опускает глаза. У него растерянный вид – он бессилен перед драмой, разыгрывающейся перед ним.
-Я не знаю, - тихо говорит он. – Пока я ничего не могу сказать. Нужно подождать, посмотреть, что будет дальше… Поверьте мне, мы делаем все, что от нас зависит…
Джошуа родился 12 мая 1973 года в больнице Нейи. На два с половиной месяца раньше срока. Беременность Мариз протекала очень тяжело, приковав ее к постели на долгие недели. Роды тоже прошли плохо. Слишком быстро, слишком внезапно.
Джо давно мечтал о сыне, ждал его рождения, как нетерпеливый ребенок. Счастливый и беззаботный, он строил смелые планы на будущее, уже проча своему ребенку счастливую судьбу, самую лучшую, самую прекрасную жизнь…
Каждый день, между двумя сеансами записи, Джо проводит бесконечные минуты рядом с Джошуа, прежде чем броситься к изголовью Мариз, чтобы снова и снова повторять ей слова любви и надежды.
Глубокое отчаяние чередуется с безумной надеждой. Невыносимая неизвестность продолжается пять дней. Пять дней жизнь Джо идет в ритме дыхания его сына. Всего пять дней.
Несмотря на все усилия профессора Минковски и его помощников, Джошуа умер 17 сентября. Умер, еще не успев по-настоящему родиться.
-Это конец, Мариз, понимаешь? Все кончено. Нашего сына больше нет. Мы больше его не увидим. Как будто его никогда не было…
Но он был. Слезы, рыдания, глубокая, невыносимая боль. Бесконечная печаль. Возможно, они оба уже понимают, что их совместная жизнь отныне обречена…
Джошуа покинул этот мир так же быстро, как и появился, унося с собой счастье своих родителей. Вместо того, чтобы объединить Мариз и Джо, память о сыне развела их. Окончательно и бесповоротно.
Потому что вместе они никогда не смогут забыть. Только забвение способно успокоить боль…
Во время одной из гастрольных поездок Джо, всегда увлекавшийся фотографией и часто делавший великолепные снимки, бродил по улицам Руана. Вечером у него был концерт.
На одной из центральных улиц он остановился перед витриной фотомагазина. Его внимание привлек объектив последней модели. Джо толкнул дверь и вошел в магазин, надеясь узнать больше о заинтересовавшем его предмете.
За прилавком стояла худенькая и застенчивая светловолосая девушка, недавно вышедшая из подросткового возраста. Она тут же узнала певца, но решила не показывать вида и вести себя с ним, как с любым другим клиентом. Кристин Дельво, так звали эту девушку, подошла к Джо и улыбнулась ему.
-Здравствуйте, месье, я могу вам помочь?
-Хотелось бы взглянуть на этот объектив. Сколько он стоит?
-Я могу показать вам его, - ответила покрасневшая Кристин, снимая объектив с витрины, - но, если вы хотите больше узнать, вам придется подождать моего отца, который только что вышел. Думаю, он скоро вернется и все вам расскажет… А я вообще-то студентка, я только присматриваю за магазином родителей и ничего не понимаю в этих объективах!
Джо расхохотался. Кристин покраснела еще сильнее. Он спросил, где она учится… Она призналась, что сразу узнала его… Завязался разговор, легкий, ничего не значащий, почти банальный.
Отец Кристин задерживался, и Джо в конце концов попросил девушку положить объектив обратно на витрину, но, прежде чем уйти, он написал несколько слов на листке бумаги.
-Если у вас нет других планов на сегодняшний вечер, - сказал он, - приходите на мой концерт. Отдайте это билетеру, и вас тут же впустят, а если особенно повезет, даже посадят в первый ряд.
Вечером Кристин надела свое лучшее платье и пошла на концерт. Когда она слушала Джо, ее глаза светились от зарождающейся любви. После концерта она зашла за кулисы поздравить его, он пригласил ее поужинать…
“Да нет же! – восклицала Кристин Дассен, когда ей рассказывали эту историю ее встречи с будущим мужем. – Это версия Джо, а не моя! Я знаю, он ее всем рассказывал, но все было совершенно не так!
Не забывайте, что Джо был не только певцом, но еще и актером и поэтом! Он хотел, чтобы начало нашей любви было похоже на любовный роман или на красивую сказку, чтобы прекрасный принц покорил сердце пастушки или же знаменитый певец увлекся простой продавщицей. Но все это абсолютная ложь, мы познакомились совсем не так! Джо всегда рассказывал всем “свою” версию и в конце концов сам свято в нее поверил…
На самом деле мы познакомились в 1971 году, в маленьком самолете, летевшем из Женевы в Куршевель. Я помню все, как будто это было вчера…
Я возвращалась из Греции, где меня постигло первое крупное разочарование в любви. Чтобы отвлечься, я решила присоединиться к группе друзей, которые отправлялись кататься на лыжах. Я была очень молода, мне был двадцать один год. В этом возрасте неудача в любви равносильна мировой катастрофе!
Я была в парике, в больших темных очках и плакала, не переставая. Разумеется, я сразу заметила высокого, красивого и очень эффектного мужчину, который то и дело смотрел в мою сторону, но не обратила на него никакого внимания, как будто он был прозрачным. Он интересовал меня ничуть не больше, чем любой другой – я была абсолютно нечувствительна, слепа и глуха, даже Дон Жуан не сумел бы возбудить во мне хоть какой-то интерес. Полностью поглощенная своими горестями, я даже не узнала Джо. Впрочем, узнай я его, не думаю, что это изменило бы что-то. Мое разбитое сердце и все мои мысли остались в Греции.
Когда мы прилетели в Куршевель, мне хотелось только одного: запереться в комнате, лечь в кровать и полностью отдаться моему горю. Друзья принялись меня отговаривать: “Хватит лить крокодиловы слезы, это просто смешно! Кроме того, нет лучшего способа скатиться в депрессию… Пойми наконец, что было, то прошло, вот увидишь, ты еще встретишь настоящую любовь, а пока пойдем повеселимся!”
Я понимала их правоту и в конце концов согласилась с их доводами. Так в тот вечер я оказалась в баре крупнейшего отеля в городке. Я не знала, что Джо часто останавливался там. Когда я вошла, он улыбнулся мне – он прекрасно помнил мой жалкий вид в самолете. Со своей обворожительной, прославившей его улыбкой он приблизился ко мне.
-Так-то лучше, - сказал он своим красивым низким голосом. – Ну что, вы уже не плачете?
Невозможно было больше сопротивляться. Я наконец соизволила ему ответить. Узнав, что я только что приехала из Греции, он рассмеялся, явно обрадованный.
-Удивительная страна… Знаете, я ведь грек! Почти…
Он долго рассказывал мне об этой стране, которую так любил, о своем отце, Жюле Дассене, о мачехе, Мелине Меркури, которую он обожал и которой искренне восхищался, особенно ее смелостью, ее упорством, ее пылкостью… Он не только любил ее, но и глубоко уважал. Он даже посвятил ей песню “Мария”, первые ноты которой промурлыкал мне на ухо. Только мне…
Джо был неутомим, говорил обо всем и ни о чем, я слушала, как зачарованная. Его речь была блестящей, так не похожей на то, о чем говорили другие парни!
-Хотите чего-нибудь выпить?
-Да, но не знаю, чего…
-Зато я знаю!
Он перемахнул за стойку бара, мгновенно перевоплотившись в жонглера. Шейкер и бутылки замелькали в его руках, как будто он занимался этим всю жизнь.
-Держите, Кристин, это вам!
Он приготовил мне коктейль собственного изобретения. Я попробовала глоток – он бы и мертвого поднял на ноги! Но я уже была настолько очарована Джо, что, не раздумывая, выпила бы хоть цианистый калий, если бы он меня об этом попросил.
Он окончательно осушил мои слезы. Если бы он продолжил в том же духе, то вскоре стал бы единственным объектом моих мыслей…
Эта первая встреча могла стать решающей, но не стала. Мы расстались в пять часов утра, ужасно глупо, даже не поцеловавшись. Мы не думали, что когда-нибудь снова встретимся. Мы не сделали для этого ровно ничего, даже не обменялись телефонами… Каждый из нас продолжил жить своей жизнью. Я была слишком молода, чтобы жить по-настоящему, его жизнь не приносила ему счастья, но разве я могла об этом догадаться?
Год спустя мы встретились снова, совершенно случайно. На следующий день он пригласил меня на ужин, потом на танцы, он, который терпеть этого не мог… Я готова была умереть. Думаю, что я уже любила его, но не решалась себе в этом признаться.
Существовала всего одна проблема, всего одно непреодолимое препятствие. Джо был женат, я это знала, да и он этого никогда не скрывал. Наша любовь была обречена с самого начала. Не только потому, что я не из тех, кто разбивает семьи, я просто не согласилась бы жить в тени, быть любовницей женатого мужчины. Что касается Джо, ему нравилось кружить женщинам головы, но при этом он был очень верным.
Несмотря на все это, мы встречались все чаще и чаще. До того дня, когда он сообщил мне о своем разводе.”
18 ноября 1976 года в 9.30 утра французское радио сообщило: “Певец Джо Дассен и его жена подали на развод. Вчера они предстали перед судьей по гражданским делам в версальском дворце правосудия.”
“Когда Джо Дассен выходил из кабинета судьи, у него было лицо человека, который только что принял тяжелое решение, - писал журналист Филипп Лемарешаль, узнавший о предстоящем событии раньше всех и поджидавший звезду в коридоре дворца правосудия. – Затем он повернулся к своей жене и с нежностью поцеловал ее.
Она буквально выбежала из дворца правосудия. Она была одна, Джо Дассена сопровождал адвокат.”
Спустя 6 месяцев, 5 мая 1977 года, было объявлено о разводе Джозефа Айры Дассена и Иветты Мариз Массьера.
“Нас развел не успех Джо, а сама жизнь, - призналась Мариз годы спустя в программе Мишеля Дрюкера, посвященной человеку, который был ее мужем в течение одиннадцати лет. – Мы прожили вместе наши лучшие годы, мы были молоды и очень любили друг друга…”
“Я хорошо помню этот день. Да и как я могла его забыть? – вспоминает мечтательно Кристин Дассен. – Это была среда, 11 января 1978 года. Джо пришел ко мне, держа в руке маленькую коробочку, перевязанную золотистой лентой.
-Держи, это тебе. Открывай, открывай скорее!
Это был почти приказ, отданный сухим и резким тоном. Никогда еще он так со мной не разговаривал. Он казался нервным, нетерпеливым. Я никак не могла развязать узел, и он бросился на кухню искать ножницы.
Когда я наконец подняла крышку, он сразу успокоился. Надо сказать, что я ничего не поняла! В коробке были визитные карточки на имя… Кристин Дассен! Ошеломленная, я подняла на него глаза.
-Джо, что я должна с этим делать? Что все это значит?
Я не притворялась и не разыгрывала комедию. Я действительно не понимала, что он хочет мне этим сказать.
-Через три дня поймешь, - ответил он. – Все уже улажено, тебе не нужно ни о чем беспокоиться, даже о медицинских свидетельствах, я все устроил с помощью знакомого врача. Единственное, что мне нужно, это твое согласие…
Тут меня наконец озарило. Я мгновенно все поняла… Я готова была взлететь от счастья: Джо только что сделал мне предложение! Моя невероятная мечта наконец-то сбылась…”
Вавр, Бельгия, 23 сентября 1977 года. Огромный зал, пять тысяч неистовствующих зрителей…
“L’Amerique… L’Amerique…”
Внезапно Джо хватается за микрофон, как утопающий за последнюю соломинку, и тут же падает, как подкошенный. Он неподвижно лежит посреди сцены, публика бешено аплодирует, думая, что речь идет о шутке или розыгрыше. Джо не двигается. Зал негодует, некоторые начинают свистеть… Даже в ближайшем окружении Джо никто еще не понял, какая драма разыгралась на глазах публики.
Трое охранников переносят его в гримерную. Он по-прежнему без сознания. “Нужно немедленно перевезти его в Брюссель”, - заявляет вызванный врач.
Толпа, еще не понявшая до конца, что произошло, продолжает скандировать имя своего кумира. Но, ко всеобщему разочарованию, Джо больше не появился на сцене…
Придя в сознание, Джо признался друзьям, что почувствовал недомогание незадолго до начала концерта. У него была температура почти 40 С, он даже не мог прямо ходить, но, чтобы не беспокоить друзей, он ничего им не сказал. В тот вечер он должен был получить два золотых диска. Он считал своим долгом быть на сцене.
В номере отеля его уже ждал кардиолог.
-Вам необходимо пройти полное обследование, - сказал он, явно раздраженный. – Нужна срочная госпитализация, этого требует ваше состояние…
Джо беспечно пожал плечами и отпарировал, слегка улыбнувшись:
-Знаю, вы все одинаковые! Мне это не раз говорили, но дайте мне еще один день – у меня завтра концерт в Анвере, и я его проведу. После этого, клянусь, я добровольно отдамся вам в руки. Тогда можете делать со мной все, что хотите!
“Слава быстротечна, - говорил Жюль Дассен. – Для американца высшим признанием является Оскар, а на следующий год никто уже не помнит, кто его получил…”
В интервью Патрису де Нюссаку из France Soir в 1976 году Джо признался: “Я руковожу командой из 20 человек, постоянно работающих со мной. В этой професси много значит удача, но еще больше – хорошая организация…
Во всей стране, может быть, только две сотни певцов живет благодаря своим песням, то есть оплачивает жилье и еду, но действительно хорошо зарабатывают всего человек тридцать. Те, кто входит в это число, не имеют права жаловаться!
Нужно постоянно работать, как на заводе, потому что никто не знает, сколько времени может продлиться такая карьера. Она может закончиться в любой момент…”
11 июля 1980 года, Палм-Бич, Канны. Переполненный зал. Каждая песня, каждое новое появление Джо сопровождается взрывом аплодисментов.
Внезапно он сильно побледнел. По его лицу прошла судорога боли, которую заметили только те, кто сидел в первом ряду. Он сделал шаг вперед, положил микрофон и с трудом выговорил:
-Кажется, мне нехорошо. Извините…
Повисла мертвая пауза, потом в зале поднялся взволнованный шепот. Джо неверным шагом направился за кулисы.
Согнувшись вдвое, прерывисто дыша, он рухнул в кресло в гримерной, уронив голову на колени. Обеими руками он держался за грудь.
-Не волнуйся, Джо, я вызвал врача, он скоро будет здесь… - Его друг Пьер Ламброзо, как обычно, пытается его поддержать. Джо отрицательно качает головой. Невероятным усилием он заставляет себя выпрямиться.
-Умоляю тебя, не делай глупостей! – настаивает Ламброзо. – Не двигайся…
Джо вцепляется обеими руками в подлокотники, так, что суставы белеют. У него испуганные глаза, лицо покрыто испариной. Схватив салфетку, он вытирает лоб, как боксер, которому предстоит выдержать последний раунд.
-Ерунда, - сказал он наконец. – Всего лишь легкое недомогание… Все уже прошло, я в порядке. Я должен вернуться на сцену и закончить концерт… Я должен.
Ему осталось всего две песни.
Публика устраивает ему настоящую овацию, но Джо не в состоянии даже улыбнуться в ответ на бесконечные вызовы. Вернувшись в гримерную, он падает почти без чувств. Приехавший врач делает ему укол и настаивает на немедленной госпитализации. Немного придя в себя, Джо решительно отказывается.
В большом белом доме в Фешероль все готово к появлению на свет долгожданного ребенка. У него будет настоящая маленькая квартира с розовым ковром на полу и цветастыми занавесками и колыбель-качалка – подарок Мелины Меркури.
-Если это будет девочка, мне бы очень хотелось, чтобы вы назвали ее Абигайль, - говорит Жюль Дассен.
Это не будет девочка. Джонатан родился в больнице Нейи 14 сентября 1978 года. Это очаровательный малыш, весящий семь ливров. Джо не смог присутствовать при родах – он был на гастролях в Канаде. Никогда еще поездка не казалась ему такой долгой. Он только что стал отцом, все прошло хорошо, “мать и ребенок чувствуют себя нормально”, и он мечтает как можно скорее обнять своего сына, прикоснуться к нему, убедиться, что он действительно существует…
Сойдя с трапа самолета в Руасси, он ловит такси и бросается в Нейи. Войдя в палату, где Кристин ждет его с ребенком на руках, Джо едва сдерживает слезы радости. Целую неделю он жил только ожиданием этого момента…
В его руках огромный плюшевый кролик, с которым он не расставался всю поездку. Кристин хохочет: игрушка в три раза больше Джонатана.
Счастливый и гордый Джо фотографировал ребенка со всех сторон. “Я безумно счастлив…” - признался он.
Джо хотел, чтобы Кристин всегда была с ним. На концертах, на гастролях… Она не хотела и не могла.
Даже присутствие детей, Джонатана и Жюльена, не помогало ей избавиться от постоянной депрессии. Она то и дело начинала плакать без повода. Она уже не понимала, что с ней происходит, ей нужно было отдохнуть, побыть наедине с собой.
Джо тоже переживает нелегкий период. “Я не хочу состариться на сцене, - говорит он. –Пора остановиться и снова обрести настоящую радость жизни…”
“Я не могу всю жизнь делать одно и то же, все время петь одни и те же песни. Когда я думаю о том, что повторил Les Champs-Elysees больше двадцати пяти тысяч раз, у меня складывается ощущение, что я на заводе…”
-26 июня 1980 года я пришел к Джо, - рассказывал Жак Пле, не только художественный директор Джо, но и один из его ближайших друзей. – Я не думал, что это наша последняя встреча. День клонился к вечеру, Джо был один в своей комнате. С отсутствующим видом он играл сам с собой в шахматы. Я говорил с ним о работе, о важных проектах, которые мы готовили… Но мне казалось, что временами он меня не слышал.
Сосредоточившись каждый на своих проблемах, Джо и Кристин постоянно упрекали друг друга в эгоизме. Оба они родились под знаком Скорпиона, у обоих были цельные, сложные и взрывные натуры. Бесконечные ссоры, сцены и оскорбления привели их в конце концов к разводу.
Очередной сердечный приступ вынудил Джо отменить летнее турне. Он наконец согласился отдохнуть и отправился на Таити с детьми, матерью и Клодом Лемелем, автором слов многих его песен и близким другом.
20 августа 1980 года, Таити. Джо в отличной форме. Он собирается отправиться с друзьями на дальний атолл. Никакого комфорта, никакого отеля – настоящий контакт с природой…
-Мы договорились встретиться в 10 утра и все обсудить, - рассказывал Клод Лемель. – Джо так же тщательно готовился к этой экскурсии, как, например, к концерту. Мы должны были оставаться на атолле четыре или пять дней. В четверть первого мы пошли в ресторан, но кто-то нам сказал, что наш друг, доктор Поль-Робер Тома, находится в кафе внизу. Мы пошли к нему, потом снова поднялись наверх. Я воспользовался эскалатором, Джо же счел его недостаточно быстрым и поднялся по лестнице, перепрыгивая через четыре ступеньки. В два прыжка он оказался наверху, и я подумал, что он в потрясающей форме. Его мать, Беатрис, была с нами. Минуту или две мы болтали, внезапно Джо лишился чувств… Случайно оказавшийся в ресторане врач сделал ему массаж сердца, мы вызвали скорую, но она находилась на другом конце острова. Когда Джо привезли в больницу, было уже поздно…
-Он так любил Таити… Я уверена, что он умер счастливым… - говорила сквозь слезы Беатрис.
Джо Дассен не умер. Его песни прододжают звучать в сердцах людей. Но Джо был не только талантливым певцом, но и необыкновенным человеком, забыть которого невозможно.
Нежный и великодушный, сильный и ранимый, он умел любить и покорять сердца. Спустя годы после его смерти те, кому выпало счастье знать его, делятся своими воспоминаниями. Их слова воссоздают образ этого невероятного человека, который мог бы еще многое сделать, если бы его жизнь не оборвалась в расцвете славы…
КАРЛОС:
“Он был обаятельным, прекрасно воспитанным, на редкость умным, потрясающим парнем… Он бегло говорил на нескольких языках. Я познакомился с ним еще до того, как он стал певцом, он тогда работал диск-жокеем на РТЛ. Он жил недалеко от меня, и, когда он заходил ко мне, я обожал слушать его песни под гитару. Но он никогда не думал заниматься этим всерьез…
В течение пятнадцати лет мы почти не расставались, часто проводили вместе свободное время, путешествуя по всему миру. Он был блестящим пловцом, мы часто вместе рыбачили… Кроме того, он был настоящим гурманом, обожал хорошие сигары и хорошее вино…
Джо никогда не был одержим шоу-бизнесом, любил самую разную музыку, особенно джаз, сальсу, кантри…”
Tele Magazine, 5.08.1995
“Убитый горем, я брел по кладбищу в Санта-Монике, неподалеку от Лос-Анджелеса, где он покоится с августа 80 года. В конце концов я заблудился, но неподалеку от выхода служащая объяснила мне, как пройти к его могиле. Она широко улыбалась, как кассирша в американском супермаркете, и я сразу вспомнил моего Джо, его постоянную улыбку…”
Tele Star, 14.03.1994
ЖАКЛИН КАРТЬЕ:
“Джо Дассен, потрясающе загорелый, в белом костюме с серебристым поясом, рубашка распахнута на груди… Его низкий голос манит, притягивает, как магнит. Ритм меняется, но история всегда одна: “Ты уходишь, я остаюсь, но жизнь продолжается, несмотря ни на что”…
О чем бы ни был припев, с его лица не сходит ослепительная улыбка: глядя на этого очаровательного ковбоя, мы понимаем, что, если она ушла, на ее место придет другая, и жизнь продолжается…
Вскинув руки, как боксер после выигранного раунда, он приветствует зал, и женщины устраивают ему овацию – за “восторг надежды”, как говорится в его песне.”
France Soir, 5.01.1977
ПЕТУЛА КЛАРК:
“Я часто вспоминаю Джо, прекрасного Джо! Я работала с ним всего два или три раза, но это всегда был настоящий праздник! Кроме того, у нас было немало общего: у него небольшой акцент, у меня тоже, он американец, я англичанка. Оба мы питали страсть к хорошей кухне… После съемок телепередач мы всегда шли в ресторан – он прекрасно в них разбирался.
Кроме того, он всегда стремился к совершенству! Я тоже, но не до такой степени. Я волновалась всякий раз, когда мне предстояло с ним работать – платье, прическа, макияж, все должно было быть идеально!”
“Joe Dassin: Un Americain a Paris”
ПЬЕР ДЕЛАНОЭ:
“Он был на редкость придирчив, старателен, во всем искал логику… Он не любил незначащих, пустых слов, не говоря уже о вульгарности…
С ним было нелегко. Нужно было писать такие тексты, чтобы они нравились ему и одновременно могли заинтересовать публику. Он придирался к каждому слову, никогда толком не зная, чего же он в действительности хочет. Как бы там ни было, текст должен был быть очень хорошим…”
Destins de stars: Joe Dassin
“В Москве, во французской школе, я слышал, как ученики поют Les Champs Elysees. В Париже дети пели Les Champs Elysees миссис Клинтон, во время ее визита во Францию.”
On connait la chanson: Radio Bleue. 18.08.1994
БЕРНАР ЭСТАРДИ, звукоинженер:
“Джо был необыкновенным человеком. Во-первых, он был очень умен. Во-вторых, он одинаково хорошо владел как английским, так и французским языком, что очен помогало в работе…
Кроме того, он умел доверять людям, в особенности своему продюсеру Жаку Пле – самому замечательному человеку на земле… Жак Пле помог создать Джо Дассена…
Destins de stars: Joe Dassin
ДЕНИЗ ФАБР:
“Когда я познакомилась с Джо Дассеном, он получал от поклонниц по четыре тысячи писем в неделю! Есть от чего потерять голову и начать играть в самовлюбленного соблазнителя… Но это было не в его стиле. Он хотел быть обычным парнем и вести нормальную жизнь.
У него, как у многих молодых певцов его поколения, был инстинкт, чувство публики, но он много работал, чтобы заслужить успех и всегда быть на самом высоком уровне.
Он мечтал писать песни в стиле Жоржа Брассенса. Но не всегда удается добиться того, чего хочешь…”
БЕАТРИС ЛОНЕР-ДАССЕН, мать Джо:
“После смерти моего сына я видела на его могиле свежие цветы каждый раз, когда приходила на кладбище. Заинтригованная и растроганная, я попыталась узнать, кто это делал, но мне это не удалось. Позже, примерно год назад, цветы перестали появляться, и это позволило мне разгадать загадку. В сентябре прошлого года потерпел катастрофу самолет компании UTA, летевший из Чада, среди погибших была стюардесса, таитянка, близкая знакомая Джо. Каждый раз, прилетая в Лос-Анджелес, она приносила цветы на могилу моего сына..."”
Ici Paris, 14.08.1990
“Однажды в годовщину смерти Джо я гостила в Нью-Йорке у сестры. Ночью я не могла заснуть и все время повторяла про себя: “Я скучаю по тебе…” Чтобы немного отвлечься, в три часа ночи я включила телевизор и увидела на экране Джо… Это был фильм “Леди Л”, в котором Джо играл полицейского…”
Tele 7 jours, 8 novembre 1986
КЛОД ЛЕМЕЛЬ:
“Никто не знает и не понимает Джо по-настоящему. То, что о нем обычно пишут раздражает меня. Люди сильно заблуждаются на его счет – он был очень сложным, очен неуверенным в себе человеком. Он никогда не верил в свой талант композитора… Он никогда не был доволен, вечно сомневался, вечно переделывал уже написанные вещи…”
On connait la chanson: Radio Bleue, 18. 08. 1994
Мы с Деланоэ обозвали его очаровательным занудой, это идеально подходило ему. Будучи очаровательным человеком, он в то же время был перфекционистом, беспокойным, дотошным и вечно недовольным. Но, когда работа была закончена, всегда оказывалось, что его придирки не были напрасны…
Он не верил в свой талант и часто говорил мне: “Клод, если таланта нет, нужно работать, что я и делаю!”
Destins de stars: Joe Dassin
ДЖИН МАНСОН:
“Я встретила Джо в самом начале своей карьеры. Мы сразу почувствовали друг к другу симпатию. Наши корни объединяли нас, мы оба из Калифорнии, Франция приняла нас с нашими особенностями, с нашим акцентом… Мы быстро стали друзьями.
Он был очень ранимым, застенчивым, замкнутым человеком, скрывавшимся за маской профессионала высокого класса. Он терпеть не мог посредственности. Сейчас я очень скучаю по нему…
Он не написал для меня ни одной песни, но я навсегда сохранила в своем репертуаре мое любимое “Индейское лето”.”
Tele Poche, 20.10.1989
ЖАК ПЛЕ, художественный директор:
Звезда, опередившая “Битлз” в хит-параде СССР, звезда в Германии, Греции, Чили, Аргентине, Испании, Польше, где его считали французским певцом номер один… Мы провели семь лет нашей жизни в самолетах, часами увлеченно беседуя… Незадолго до его смерти мы готовили пластинку для выпуска в Америке…”
Tele star, 3.11.1986
“Естественно, его популярность не уменьшается с годами – Джо был настоящим профессионалом! Я счастлив, что он стал классиком французской песни, наряду с Брелем и Брассенсом. Если он сейчас видит нас, он должен быть счастлив от того, что его работа продолжает приносить плоды!”
Tele Poche, 2.10.1989
ЖАН-МИШЕЛЬ РИВА:
“Я познакомился с ним, когда он только приехал из Штатов. До того момента он пел только по-английски. После года работы он стал отлично петь по-французски, тогда мы выпустили первый диск. Потом мы с Франком Тома написали его первый хит – Les Dalton”…
