|
Мы были совсем маленькими, когда умер наш отец. Это произошло 20 августа 1980. И в течение всех этих лет, несмотря на любовь и заботу нашей матери, нам его ужасно не хватало. Со временем, свидетельства и рассказы знакомых, многочисленные фотографии и телепередачи, которые он нам оставил, позволили нам восстановить его образ: его обаяние, благородство души, остроумие и неизменную любовь к жизни. Все те качества, которые мы, надеемся, унаследовали от него. Мы сделаем все, чтобы он смог нами гордиться, как мы гордимся им.
Уже давно мы хотели рассказать о нем - о том, каким мы его видим и любим. С помощью нашего друга, Фабьена Лекевра, а также Жиля Лота, нам удалось осуществить эту идею. Эта книга призвана воссоздать правду о нашем отце. Она составлена из его собственных слов и сокровенных мыслей и вкратце повествует о различных эпизодах его жизни. Иногда по вечерам, когда мы смотрим на небо, наши взгляды устремляются к одной звезде, которая сияет ярче других. Этим летом ее свет будет немного сильнее, чем обычно. Эта счастливая звезда всегда освещала путь нашего отца и еще долго будет это делать. Мы позаботимся об этом…
Джонатан и Жюльен, сыновья Джо Дассена
Что я считаю своей родиной?
Америка, где я родился, где провел студенческие годы… Франция, где я записал свой первый диск, впервые выступил в Олимпии и где обрёл славу… Примерно так я представляю себе родину.
Сцена и песни
У меня нет какого-то определенного стиля, я пою те песни, которые мне нравятся. Я работаю для тех людей, которые покупают мои диски и платят деньги, чтобы прийти на мои концерты. Моя задача - угадать, что им понравится, а что нет, на большее я и не претендую. Я считаю себя ремесленником, мне платят за то, что я делаю, и от этого моя работа не менее достойна уважения.
Моя прекрасная история любви
Кристина разделяет мою страсть к музыке. Мы очень счастливы вместе и не скрываем этого.
Пустыня
Пустыня меня завораживает, особенно Дикий Запад. Посещение Большого Каньона было для меня настоящим событием. Это чудо света находится в Аризоне, а не в Колорадо, как думают большинство французов. Путаница происходит из-за того, что Каньон был некогда руслом реки Колорадо.
Из-за нехватки времени я не могу навестить индейскую резервацию, где я прожил шесть месяцев в 1960 году. Складывается впечатление что, сейчас резервации закрыты для белых, но я смог бы туда попасть, так как в своё время Старый Вождь Орайби сделал меня своим приёмным сыном.
Белый костюм
Во время одной телепередачи, по совету Жаклин Сальвадор, я появился в белом костюме. С тех пор он стал неотъемлемой частью моего сценического образа. Я участвовал в шоу Анри Сальвадора и, так как декорации были весьма экзотичными, Жаклин подумала, что я буду лучше смотреться в белом. С того дня я не расстаюсь с белым костюмом. Я обнаружил, что этот цвет идет мне больше других на сцене, так как он меньше поглощает свет.
Таити, мечта моей жизни
Я недавно купил участок земли на одном полинезийском островке. Именно там я предпочитаю отдыхать, восстанавливать силы, но не потому, что мне не нравится Франция. Профессия певца, будучи самой прекрасной, является также источником многочисленных стрессов. Круглый год я нахожусь среди нервных, взвинченных людей. Мне просто жизненно необходимо как можно чаще возвращаться в этот мир абсолютного спокойствия. Полинезия с ее райскими пейзажами - это мечта моей жизни. Вот почему я приобрел эту землю. Мое самое заветное желание - проводить 11 месяцев в году в фарэ на Таити. Это традиционное жилище полинезийцев: четыре стены и крыша.
В Лос-Анджелесе мы жили на авеню Бронсон
Я родился в Нью-Йорке 5 ноября 1938, но по-настоящему открыл для себя этот город значительно позже. Без гроша за душой, но не теряя оптимизма, мои родители покинули Восточное побережье, когда мне едва исполнилось полтора года. Они обосновались в Калифорнии, куда кинематограф призвал моего отца. Там я прожил лет десять. Так что все мои детские воспоминания связаны с Калифорнией и с Америкой. Часто говорят (да это и на самом деле так), что Калифорния - земной рай. В "золотом" штате чудесная погода, даже зимой никогда не бывает снега. И потом, там есть море. Тихий океан, который покоряет каждого, кто его хоть раз увидел, и является неотъемлемой частью жизни любого калифорнийца. Лос-Анджелес - это фантастический, таинственный город. Никому не под силу открыть все его секреты. Он представляет собой что-то вроде огромного пригорода (площадь графства Лос-Анджелес в полтора раза больше территории Бельгии), состоящего из небольших домов с традиционными лужайкой и садом.
Один из вопросов, который мне чаще всего задают, касается расизма. И мне всегда сложно отыскать ответ, потому что я мало сталкивался с этим явлением. Я жил на авеню Бронсон, прямо напротив Вэттс, квартала "черных", где время от времени происходили кровавые разборки. Но это нельзя было назвать гетто. По правде говоря, в ту пору в Лос-Анджелесе было очень мало чернокожих, и я редко сталкивался с проявлением расизма.
Одна бездетная супружеская пара, живущая по соседству, организовывала у себя по пятницам киносеансы для всех детей в квартале. Однажды мне вздумалось привести с собой дочь нашей чёрной гувернантки. На следующий день соседи пришли к моим родителям, чтобы выразить им свое недовольство. Эта история меня шокировала.
Кочевая жизнь
Я уверен, что детство определяет всю дальнейшую жизнь человека. Мое же было вполне обычным. Есть типично американская традиция: дети сами зарабатывают на карманные расходы. И вот каждое утро я вставал в 6 часов и шел мимо церкви св. Грегори и дальше около километра до школы, разнося газеты. Еще я делал лимонад и продавал его прохожим. В этом не было особой необходимости: мои родители, не будучи богатыми, жили в достатке, и я никогда ни в чем не нуждался. Но, так как этим занимались все американские мальчишки, мне не хотелось быть "белой вороной". Теперь я понимаю, что это было прекрасной школой: очень рано я научился находить достойный выход из любой ситуации.
Затем пришла пора кочевой жизни. Моего отца пригласили в Лондон для постановки фильма "Ночь и город" и нам пришлось почти год провести в Великобритании. Вскоре после того, как мы вернулись в Калифорнию, началось "дело Маккарти". Отцу пришлось искать работу в Европе. Прежде чем присоединиться к нему, мы провели год в Нью-Йорке. Именно тогда я по-настоящему открыл для себя этот огромный город, абсолютно непохожий на калифорнийские города. Совершенно другой климат: зимой - пронизывающий холод, летом - удушливая жара. Это был трудный год, я узнал, что такое "каменные джунгли" с их жестокими законами.
Я никогда не забуду, как начиналась моя учеба в школе. В первый же день я получил по физиономии, затем то же самое повторилось во второй и в третий день. В конце концов, я понял, что мне следует объединиться с другими ребятами, готовыми, как и я, дать сдачи… Эта атмосфера насилия проходит сквозь все мои воспоминания…
Университетский городок
В течение четырех лет мы переезжали из одной страны в другую, и во Франции я наконец понял, что чувствую себя как дома. В Штаты я вернулся в 1958, чтобы продолжить учебу в университете. Война во Вьетнаме ещё не началась, и студенческие городки жили мирной жизнью, практически изолированно от общества. Единственное, о чём я могу вспомнить из тех лет - это моя жизнь в студенческом кампусе, но, поскольку жизнь меняется, ценности молодёжи становятся другими, то, что я мог бы рассказать, наверняка будет неактуально.
Как я уже неоднократно говорил, Америка для меня - это, прежде всего воспоминания детства.
С 1963 я возвращаюсь в Штаты примерно раз в год, чтобы поработать и навестить родственников. С сожалением приходится констатировать, что города очень быстро меняются, и не в лучшую сторону. Правда, это не больше чем ощущение. Я уехал из США, потому что мне больше нравится жить во Франции, и теперь я знаю о жизни в Америке не больше, чем любой француз. Я ловлю себя на мысли, что я уже сделал окончательный выбор: моя страна - Франция, страна свободы личности и свободы самовыражения.
Франция - моя приёмная родина
Первое моё знакомство с Францией произошло в маленьком городке Совиньи-сюр-Орж. Мне ещё не было десяти лет, и я не понимал ни слова по-французски. В коллеже, куда я попал, я сразу же стал присматриваться к ученикам, пытаясь выявить главного задиру. Прошло 3 дня, но меня так никто и не тронул. Тогда я решил действовать сам, следуя принципу "лучшая защита - это нападение". Я подошёл к самому крепкому парню из нашего класса и со всего размаху дал ему в нос. Каково же было моё удивление, когда меня посчитали исключительно жестоким ребёнком. Здесь я понял, что с друзьями можно просто играть, а драться вовсе не обязательно. С этого дня Франция стала дня меня землёй обетованной, и я понял, что я хочу тут остаться навсегда. У меня появилась приёмная родина.
С чего я начинал
Случается такое, что в семьях профессоров или рабочих рождаются дети, которые хотят, во что бы то ни стало, быть людьми искусства. Я родился в семье людей искусства, но с самого начала я хотел быть врачом. Однако чаще всего дети думают, что они пойдут по стопам своих родителей. Когда же в детстве я познал обратную сторону сцены, жизнь кулис, я был изрядно разочарован. Как бы там ни было, а творческие профессии дают большое поле для деятельности. Я считаю, что я выбрал самую лучшую профессию на земле.
В то время я с другом-французом уже выступал на террасах кафе. Мы пели французские песни, аккомпанируя себе на гитарах. Денег, вырученных на этих импровизированных выступлениях, хватало, чтобы дотянуть до следующей недели. Мы выступали на свадьбах, на вечеринках, в общем - спрос на наше творчество имелся.
Певец поневоле!
Получив диплом, я вернулся в Париж, намереваясь работать в Музее Человека. Я продолжал петь для собственного удовольствия и однажды обнаружил, что стал певцом, сам не заметив как.
Я не думаю, что известная фамилия имеет значение, если в основе не лежит любовь к своей профессии. Можно называться Помпиду или де Голлем, это ничего не изменит, если публика не желает слушать ваши песни.
Я американец, который родился и вырос в Штатах. Я настоящий американец, но в то же время я испытываю глубокую привязанность к Франции. Именно здесь началась моя карьера певца, здесь ко мне пришел успех… Так что, в конечном счете, я остаюсь тем, кого называют "шансонье", что очень забавно, если учесть, что я американец по происхождению.
Лыжи
Я просто фанатик лыжного спорта. Там наверху, в горах, на самом деле понимаешь, что означают слова "тишина", "одиночество", "солнце". Чувствуешь себя раздавленным этим величественным зрелищем и в то же время ощущаешь невыразимый восторг. Это самый потрясающий отдых, который только может быть. Не торопясь, вдыхаешь полной грудью свежий воздух, а потом бросаешься в искрящуюся бездну.
Первая любовь…
Это было в Швейцарии, я тогда учился в международной школе в Женеве. Девушку звали Пенелопа. Я часто посвящал ей восторженные стихи… Это продолжалось 2 года.
Мою первую настоящую любовь звали Дороти, но я называл ее Дотти. Это не было обычной подростковой влюбленностью. Она была первой женщиной, которая затронула мое сердце. Я ее никогда не забуду.
Стремление к независимости
Мы перебрались во Францию в 1952 году. С 1954 по 1956 я жил в пансионе в Швейцарии, а выпускные экзамены сдавал в Гренобле. В 1957 мне захотелось вернуться в Америку. Это было вызвано острым желанием независимости. Я покинул родительский дом, скопил денег на поездку и отправился в Штаты, чтобы поступить в Мичиганский университет. По прибытии я обратился в бюро трудоустройства при университете, как это делают все студенты, не имеющие денег. На первых порах я мыл посуду в ресторане. Потом стал водителем грузовика, занимался перевозкой растений. Единственная трудность заключалась в том, что 4 дня из 7 я находился в дороге, и для учебы почти не оставалось времени. Мне предложили место повара. Когда нужно зарабатывать на жизнь, то долго не раздумываешь - я согласился. Правда, это продолжалось недолго. В 1959 я стал официантом в кафе. Каждый вечер, когда я разносил напитки, в кафе выступали молодые ребята с гитарами. В то время Америка вновь открывала для себя свой фольклор. Слушая их, я подумал, что тоже мог бы петь. Я взял напрокат гитару, разучил четыре аккорда, и в один прекрасный день договорился с хозяином о выступлении. И, поскольку в этом заведении было принято петь только фольк, я с тремя моими университетскими приятелями спел Брассанса, выдав его песни за французский фольклор. Получилось очень неплохо. Я продолжал в том же духе и пел в Детройте, Чикаго и Кливленде.
К тому времени я начал получать стипендию, что позволило мне целиком посвятить себя учебе вплоть до защиты диссертации. Наконец я получил степень доктора этнологии. Эта наука меня просто околдовала, особенно ее социальный аспект. Я охотно посвятил бы свою жизнь изучению примитивных племен, но сегодня исследования стали чересчур специализированными. Да и заниматься преподаванием мне не очень-то хотелось, у меня не хватает для этого терпения. Тем не менее, этнология привела меня к музыке, и первый шаг на пути к карьере певца я сделал в том мичиганском кафе.
Я сделал еще одно открытие: после 6 лет, проведенных в Америке, я понял, что душой я француз. Я чувствовал себя иностранцем в стране, где родился. Меня охватывала ностальгия по французскому образу жизни. И я вернулся в Париж. В 1963, прибыв во Францию, я обнаружил, что могу зарабатывать, выступая с песнями. Это было прекрасно, я обожаю петь. Мне платят за то, что я пою. Это все равно, как если бы мне платили за то, что я ем или пью. Меня не нужно уговаривать спеть, гораздо сложнее заставить остановиться. И вот я подписал контракт с C.B.S. и начал всерьез изучать новое ремесло. Тем временем я писал песни для себя и для других певцов.
Три дня…
Дни, которые я провел на военной службе, можно пересчитать по пальцам одной руки. Несмотря на то, что это время, потерянное впустую, не вошло в анналы армии США, воспоминания о нем до сих пор заставляют меня краснеть.
В ту пору я беспечно жил в Париже. Неожиданно я получаю повестку, которой так боятся все молодые парни. Меня приглашали пройти призывную комиссию, которая находилась в Сен-Жармен-ан-Лэй. Я не стал бы утверждать, что у меня воинственный характер, я никогда не понимал, почему люди ведут войны и почему необходимо служить в армии. Не представляю, как бы я мог в течение двух лет заниматься тем, в чем совершенно не разбираюсь.
Поначалу я мужественно воспринял это известие, но вскоре меня постигло горькое разочарование. Всю жизнь я буду вспоминать тот шок, который я испытал, прибыв в лагерь. В одно мгновенье я, парижанин, считавший себя французом, словно перенесся в Штаты. Я будто находился посреди Оклахомы или Канзаса. Это было хуже, чем все, что я мог вообразить. Распределением новобранцев занимались два "цербера". Процедура зачисления в часть длилась ровно 3 дня. И вот я стал солдатом. Однако вместо того чтобы гордиться этим званием, я спрашивал себя, существует ли какое-нибудь средство, способное помочь мне выдержать этот кошмар. Я предавался этим мрачным мыслям, когда меня вызвали с несколькими другими призывниками для прохождения медицинской комиссии.
Мой долг
Когда подошла моя очередь, я оказался перед офицером, по всей видимости, из медицинской части, этаким здоровяком лет пятидесяти. Открыв мою карту, он покачал головой и строго взглянул на меня. Затем подозвал двух своих коллег, и все трое начали о чем-то совещаться. После этого они подошли ко мне и повторили осмотр. Один из них холодно поинтересовался: "Вы на самом деле хотите служить в армии?" У меня вырвалось лицемерное: "Это мой долг!" - "Если вы не особенно к этому стремитесь, мы можем выдать вам освобождение, поскольку у вас обнаружены небольшие шумы в сердце". Не дожидаясь ответа, он заполнил бланк, поставил подпись и объявил: "Вам остается только поставить печать, и вы свободны". Я не верил своим ушам! Разумеется, я постарался изобразить огорчение, хотя на самом деле был готов прыгать от радости. С трудом сохраняя безразличный вид, я вышел из комнаты и тут же бросился вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Мне хотелось кричать, петь, даже эта казарма вдруг показалась мне симпатичным отелем! Оставалось разделаться с последней формальностью - печатью на бланке. Вне себя от радости я открыл тяжелую дверь канцелярии и…остановился как вкопанный: передо мной был огромный зал, в воздухе раздавался монотонный стук тридцати печатных машинок. Тридцать молоденьких машинисток автоматически подняли голову, чтобы взглянуть на полуодетого парня в дверях… С насмешливой улыбкой я прошел мимо "церберов" у входа и навсегда распрощался с военным лагерем. Только в автобусе до меня дошло: меня освободили от службы в армии из-за шумов в сердце.
Мой отец Жюль Дассен
Сказать, что я люблю его фильмы, значит ничего не сказать, ведь я смотрю их не так, как все остальные. Я не могу забыть, что их снял мой отец, я невольно замечаю это в каждом эпизоде.
В свое время он был одним из тех режиссеров, которые отдавали предпочтение фильму "нуар"(2). Затем ему пришлось покинуть США. Он продолжал снимать фильмы в Европе, и в "Потасовке среди мужчин" ("Du rififi chez les hommes") мы открываем для себя совершенно незнакомый Париж. После нескольких коммерческих неудач он покоряет публику небольшой малобюджетной картиной, снятой в Греции, которая называется "Только не по воскресеньям" ("Jamais le dimanche"). Сегодня мой отец, Жюль Дассен, - режиссер, известный во всем мире.
Вскоре после Освобождения в 1944 году, когда на экранах появилась целая плеяда детективных фильмов, имя Жюля Дассена стояло в одном ряду с именами Джона Хьюстона, Элиа Казана и Рауля Уолша. В пяти фильмах: "Обнаженный город" ("La Cite sans Voiles"), "Демоны свободы" ("Les Demons de la Liberte"), "Дно Фриско" ("Les Bas-Fonds de Frisco"), "Ночь и город" ("Les Forbains de la nuit") , "Потасовка среди мужчин" ("Du rififi chez les hommes"), он создал завораживающий мир насилия и жестокости, своего рода фантастическое общество. Ему не было равных в изображении красоты и поэтичности городов: Нью-Йорк, Сан-Франциско, Лондон, Париж и даже неизвестные безымянные, скрытые от глаз общества поселения, какими являются американские тюрьмы. В "Демонах свободы" можно почувствовать, как бьется пульс этого огромного бетонного чудища. Но это якобы вымышленное общество не было просто фантазией: оно опиралось на реальные факты. Такие, как рэкет среди водителей грузовиков, махинации организаторов спортивных турниров, жизнь в исправительных колониях. Разве можно забыть этот удивительный урок реализма, каким является сцена вооруженного ограбления из фильма "Потасовка среди мужчин"?
Если дать краткую характеристику, как это любят делать критики, то Жюля Дассена можно назвать режиссером жестокости, городов, ночи. От него ждали детективной истории в той или иной форме: он снял фильмы "Тот, кто должен умереть" ("Celui qui doit mourir") и "Закон" ("La Loi") - картины, в полной мере соответствующие жанру. Работая над фильмом "Тот, кто должен умереть", Жюль знакомится с Грецией
(3).
Эта страна сыграет решающую роль в его карьере. К большому удивлению критиков, он поставит искрометную комедию "Только не по воскресеньям", пройдет повсюду с триумфом и поможет раскрыться таланту Мелины Меркури. С тех пор, карьера моего отца - свершенный факт. Наконец-то он мог ставить фильмы, которые хотел: начиная с "Федры" ("Phaedra"), и заканчивая ослепительным, остроумным, полным нежности и доброты фильмом, который называется "Обещание на рассвете" ("La Promesse de l'aube") . Он испробовал все темы, что были ему по душе.
Но было бы ошибкой считать, что между американским этапом его карьеры и вторым периодом лежит пропасть. И "Дно Фриско" ("Les Bas-Fonds de Frisco") и "Топкапи" ("Topkapi") поставил один и тот же человек. В его фильмах чувствуется все та же любовь, то же великодушие. Он любит серьезные темы, темы, которые касаются любви и смерти, его возмущает любая несправедливость: будь то расизм или бедность.
Я еще не сказал, как прекрасно мой отец разбирается в подборе актеров. До сих пор помнят игру Ричарда Видмарка в "Ночи и городе" или роль Мелины Меркури в "Обещании на рассвете". Я могу привести еще двадцать подобных примеров. Он способен придать любой заурядной сцене поэтическое звучание, он один из самых лирических режиссеров за всю историю кинематографа. Вспомнить хотя бы, чем заканчивается "Потасовка среди мужчин", эту автомобильную гонку через весь Париж.
Благодаря своей искренности, своему благородству, любви к людям, мой отец умеет сделать привлекательным все, что попадает в объектив камеры: это свойственно лишь самым выдающимся режиссерам.
Стиль "Вестерн"
Как-то раз я прогуливался по улицам Лос-Анджелеса и вдруг услышал за спиной: "Му-у!". Я обернулся, ожидая увидеть корову… Это был белый кадиллак, принадлежащий Нуди, модельеру, работающему в стиле "родео". Он создавал костюмы для Элвиса Пресли и наиболее известных голливудских звезд. Я купил у него светло-синюю куртку. Он пытался продать мне еще и костюм для сцены, но я сказал ему: "Нет, это не в моем стиле". Несмотря на мой отказ, он продолжал меня уговаривать: "Но ведь именно француз мне его заказывал!". Это был костюм из кожи с бахромой, с фирменным знаком Джонни Халлидея.
Америка
Мне сложно говорить об Америке. У меня сохранилось множество детских воспоминаний, я могу долго говорить о том, что я видел, что чувствовал. Но порой я себя спрашиваю, есть ли на свете человек, который по-настоящему знает этот необыкновенно сложный и разнообразный мир, полный контрастов. Американцы сами не в состоянии постичь грандиозности своей страны. И я не исключение. Не стоит забывать, что это государство занимает целый континент. Например, штат Техас в 2,5 раза больше Франции. У Америки много лиц, абсолютно не похожих одно на другое. Сегодня, когда я приезжаю в Штаты как турист, я вижу страну, в которой возможно все. Ночью американские города ошеломляют вас своим блеском и роскошью. Здесь можно неплохо провести время… Я люблю работать в Америке, но я не смог бы там жить. Моя страна - это Франция.
Комиксы
Я без ума от комиксов, особенно от Эрже. Я прочитал и перечитал все выпуски о Тинтине. Когда я учился в университете, мы с друзьями постоянно проверяли друг друга, задавая "каверзные" вопросы: "В какой серии капитан Хеддок сказал вот это?.. Когда профессор Турнесоль был одет таким образом?…" Я обожаю комиксы про Лаки Люка. В 1968 Моррис предложил мне 2 рисунка к Дальтонам, которыми я очень горжусь. Чуть меньше мне нравится Астерикс. Он меня немного раздражает, возможно, оттого, что в нем собраны все недостатки, присущие французам, особенно их шовинизм. Но это не мешает мне покупать все альбомы Рене Госинни и Альберта Удерцо.
Красота
Что такое красота? Классические пропорции статуй Праксителя? В таком случае красота не обязательна для моей профессии. Но если вы имеете в виду то обаяние, ту привлекательность, которые действуют на людей и вызывают у них желание увидеть вас вновь, тогда - да, красота необходима.
Некоторые женщины, которых я любил, были некрасивы согласно классическим канонам, но для меня они были прекрасны. Во время концерта Азнавура я слышал, как люди кричали: "О, как он красив!" Однако нельзя сказать, что внешность Азнавура соответствует эстетическим канонам. Как, впрочем, и моя! Люди употребляют слово "красота", потому что это первое, что приходит им на ум, когда они хотят выразить нечто невыразимое. Красота - это впечатление, производимое человеком, это безмятежность пейзажа на краю света…
Для меня песня - это ремесло
Ничто меня так не изматывает, как процесс создания песен. Я обожаю это, но зарождение каждой новой песни - это мучение… Обычно я работаю с 6 до 10 утра, это самое спокойное время, и потом, я не могу заснуть, когда есть незавершенные дела… В это время я становлюсь совершенно непробиваемым. Я не воспринимаю того, что мне говорят. Я даже кажусь друзьям более близоруким, чем являюсь на самом деле. Я настолько погружен в себя, что не узнаю их на улице… Но, к счастью для меня, это продолжается не больше двух-трех месяцев в год. Я серьезный парень, особенно в том, что касается работы, я действительно способен проводить целые часы, "шлифуя" песню, повторяя мелодию или делая запись для радио. Песня - в большей степени ремесло, чем искусство.
Франция знаменита своей эстрадной музыкой, хотя для американцев она ассоциируется, прежде всего, с аккордеоном. Французы могут гордиться Брассансом, Лео Ферре, возможно, еще Беко. Что до остального, то трудно понять, где заканчивается снобизм и начинается правда. Я не пытаюсь следовать за модой, скорее это другие певцы мне подражают.
Песня не должна иметь глубокий подтекст, у нее одна цель - развлекать. Но при этом она не должна скатываться до пошлости. Я мог бы исполнять песни со словами, типа "лямур-тужур", и, возможно, они имели бы успех, с коммерческой точки зрения. Однако моя цель - записывать вещи простые, но не идиотские. Нет ничего проще, чем написать заумный текст или мелодию, напичканную разного рода хитроумными приемами, которая доставит удовольствие специалистам. Напротив, написание простой с виду песни требует адской работы.
Музыку я обычно пишу сам, но на то, чтобы сочинить слова, моих способностей недостаточно, поэтому я работаю с авторами текстов. Чаще всего это Пьер Деланоэ и Клод Лемель. Вначале в моей голове рождается мелодия. Затем мы это обсуждаем. Я говорю авторам: "Я хочу, чтобы в песне говорилось о том-то и о том-то", я заказываю аранжировщику тот или иной аккомпанемент, а звукоинженера прошу создать то или иное звучание. Это не просто сотрудничество, это коллективное творчество. Песня - это одна из тех немногих областей, где труд многих людей необходим для создания одного-единственного произведения. Это еще и причина некоторой неуверенности, так как я не могу сделать что-либо недостаточно хорошо, зная, что ответственность целиком лежит на мне.
Я никогда бы не взялся за это ремесло, если бы мне с самого начала объяснили, из чего оно состоит. Теперь, когда я стал профессионалом в сфере шоу-бизнеса, я ни о чем не жалею, но вообще-то это не в моих правилах - ввязываться в то, в чем я не разбираюсь.
Я с удовольствием вел бы спокойную жизнь рантье, делал бы только то, что хотел, то к чему испытывал бы интерес. В моей же профессии непредвиденные обстоятельства - обычное дело. Некоторые из них могут просто сорвать весь гастрольный график.
В любом случае бесполезно рассуждать об идеальной жизни, так как ее не существует. Зато, я думаю, я родился под счастливой звездой и пользуюсь благосклонностью богов, как и все артисты.
Ручаюсь, что никто, имея ту же профессию, что и я, не сможет тратить время еще и на занятия спортом. Конечно, если не считать профессию певца саму по себе спортом!.. Шоу-бизнес - это целый мир, со своими законами. Важно не просто быть популярным сегодня, а суметь удержаться на сцене… Кроме моего собственного репертуара, я написал немало песен для других исполнителей: Сержа Реджани, Наны Мускури, Франс Галль и
Карлоса.
У меня нет ни малейшего желания повторять путь других певцов и ударяться в коммерцию, занимаясь издательским делом или производством парфюмерии. Я ни чувствую для этого, ни достаточной смелости, ни желания. Я предпочитаю управлять моей старой доброй фабрикой по производству хитов!
Каждое выступления для меня это своего рода экзамен. И каждый раз, собирая полный зал, я не устаю удивляться своему успеху. Когда ты с детства знаком с закулисным миром, когда видишь, как самые яркие звезды вдруг исчезают, словно их и не было, то понимаешь, что нет ничего постоянного. Но я не испытываю страха. Я фаталист, но фаталист хладнокровный, здравомыслящий и уверенный в себе.
Бродячий артист
На европейскую сцену я впервые поднялся в Бельгии, в Брюсселе. Я выступал в первом отделении у Мориса Фанона, который был моим приятелем. Это было в 1965 году. Мне часто приходилось видеть, как освистывают исполнителей. Но я с удивлением обнаружил, что могу без страха выйти на сцену. Когда же я преподавал в университете, то нередко терялся перед классом.
Сегодня традиция выступлений бродячих артистов постепенно исчезает. В наше время редко где можно увидеть настоящий спектакль под крышей шапито. К сожалению, это почти нигде не практикуется, а жаль!
В 1967 Шарль Маруани предложил мне отправиться в турне вместе с Сальваторе Адамо в качестве "американской звезды"(1). Великолепно! У меня были музыканты. У меня были песни, которые пользовались успехом. Что касается публики, то можно было не волноваться, - Адамо был настоящей звездой, он собирал полные залы в Бельгии и во Франции.
Я обожаю выступать. Это напоминает диалог с 2-х тысячной аудиторией. И эту аудиторию нужно завоевать, покорить десятью песнями. Это невероятное удовольствие! Поэтому мне очень нравится отправляться на гастроли. В начале моей карьеры я прилагал нечеловеческие усилия: постоянно устраивал турне, пел на шести языках.
Музыкальные инструменты
Я умею играть примерно на десяти инструментах, но больше всего люблю тубу. Что касается теоретических знаний, то я учил сольфеджио по мере необходимости. Но я никогда не изучал ни контрапункт, ни гармонию, ни что бы то ни было в этом роде. Это меня абсолютно не привлекало.
Жак Плэ
Не встреться мне Жак Плэ, я бы и сегодня еще преподавал этнологию в каком-нибудь американском университете… Мы познакомились, когда я решил расстаться с песней после провала первых двух пластинок, которые я записал, по правде говоря, чтобы произвести впечатление на девушку, в которую я был влюблен. К счастью, Жак, упорный и уверенный в будущем художественный директор, убедил меня сделать еще одну попытку. Поначалу нам было нелегко, мы с трудом переносили друг друга. Но в один прекрасный день я понял, что мои первые пластинки никуда не годились потому, что я, никому не доверяя, хотел записывать их один. Что песня - не развлечение для дилетантов, а сложная профессия, которой нельзя научиться в одиночку. Что нужно много работать, чтобы чего-то добиться… Все это стало очевидно для меня благодаря Жаку, который был первым настоящим профессионалом, встретившимся на моем пути. И если наша первая запись "Ca m'avance a quoi?" была успешной, это во многом заслуга Жака. С тех пор мы столько работали вместе, что теперь общаемся с помощью своего рода телепатии. Нам не нужны слова, чтобы понимать друг друга. Сейчас Жак, прежде всего мой близкий друг. Я без него, как без рук: он единственный может определить, какой из восьми вариантов записи звучит лучше других. Это уже не талант - это колдовство!
Клод Лемель
Люди думают, что я пою о своих любовных переживаниях. Вовсе нет, я пою о любовных переживаниях Лемеля… Вот уже более десяти лет мой друг Клод поет моим голосом… Так я могу выразить, до какой степени я восхищаюсь его поэзией, его нежностью, его юмором. Клод - профессионал, его песни очень индивидуальны и мастерски сработаны. Я считаю, что это лучший рецепт продолжительного успеха.
Пьер Деланоэ
Пожалуй, он - единственный из нашей компании, кто никогда не ошибается! С Пьером нас связывает нерушимая дружба… Знаменитый и любимый во всем мире, признанный рекордсмен по авторским гонорарам, он старается для новичков не меньше, чем для своего давнего друга Жильбера Беко. В начале нашего сотрудничества я видел, как он переделывает свои тексты помногу раз - он хотел, чтобы они действительно мне подходили…Он также писал для Мишеля Фюгэна и Мишеля Сарду. Нужно сказать, он знает, на кого ставить…
Песня "Le Chemin de Papa" ("Путь отца") автобиографична. Я обратился к Пьеру Деланоэ, чтобы он написал песню, а у него был творческий кризис. Я придумал начало мелодии, но у него не было никаких идей. Пьер был раздосадован. В течение трех часов он выдавал идеи одну за другой, но мы оба понимали, что они никуда не годились. Наконец он сказал: "Расскажи мне о своей жизни, и мы выберем что-нибудь подходящее!" Я начал рассказывать, что нашей семье пришлось немало поездить по свету, и так появилась песня "Путь отца"…
Публика
Мне не нравится слово "публика". Оно отказывает двум с половиной тысячам собравшихся в зале в индивидуальности каждого из их. Я твердо знаю, что каждый человек по-своему реагирует на песню и на атмосферу, которая создается на сцене. Мне очень повезло в том смысле, что, когда во время концерта я выкладываюсь до конца, мне отвечают. Думаю, в тех редких случаях, когда зал не реагировал, это происходило потому, что я делал для этого не все, что мог. Необходим контакт с аудиторией…Это удовольствие видеть людей со сцены. Мой девиз: Не публика работает на меня, а я работаю для публики!..
Но, когда я хочу немного отдохнуть от людей и побыть в одиночестве, я возвращаюсь к себе домой - это единственное место, где я могу оценить всю прелесть тишины и покоя.
Раньше обо мне говорили: "Это сын режиссера Жюля Дассена". Сейчас отца спрашивают: "Вы отец Джо Дассена?"
Удача
Удача значит очень много… Прежде всего, нужно хорошее окружение: я работаю с людьми, которые являются моими друзьями и суперпрофессионалами. Нужно иметь способности и работать, не покладая рук. Но есть масса способных артистов, работающих на износ и ничего не добивающихся. Причиной этому - невезение.
Выход на сцену
Я считаю, что в мире нет ничего более прекрасного, чем подняться на сцену и увидеть людей, улыбающихся, возможно, первый раз за всю неделю. До того, как поднимется занавес, приходится бороться с тревогой и страхом. Затем они уступают место эйфории и чистому счастью.
Жорж Брассанс
Человеком, который произвел на меня самое сильное впечатление, остается Брассенс. Это невероятный человек и большой мастер своего дела. При нашей первой встрече мне показалось, что он отстранен от всего происходящего, что он создает свои песни словно на необитаемом острове. Вовсе нет, он знает все песни из хит-парадов… Когда мы ужинали вместе, Жорж мне сказал: "Мечта моей жизни - купить "Мазерати". Я спросил: "Почему же ты этого не сделаешь?" Он возразил: "Но это невозможно! Что скажут люди, увидев меня за рулем такого болида?" Он прав, Брассенс не может ездить на "Мазерати".
Нежность
1970… Джо Дассен пишет музыку к двум песням для Мелины Меркури: "Je suis grecque" и "Le Portugais" на слова Пьера Деланоэ. Джо с удовольствием сочиняет песни для своей мачехи, т.к. считает её полноправным членом семьи.
Гастроли
Считается, что жизнь в постоянный разъездах утомительна. Под турне подразумевают сотни, даже тысячи километров, проделанных в автомобиле. Поддерживать форму мне помогают сами выступления, они лучше любой гимнастики. За каждый из сольных концертов, включая элементы хореографии, различные мизансцены и номер с лассо, я теряю 1,5 кг (которые я, впрочем, набираю на следующий же день). Это и является для меня основным видом спорта. Чтобы избежать обезвоживания, я выпиваю много негазированной воды, чая со льдом, апельсинового или лимонного сока.
Лучшие воспоминания
"The guitar don't lie" - песня, которая мне очень дорога. Мне нужен был англоязычный исполнитель для бэк-вокальных партий, и я подумал о моей младшей сестренке Жюли. Она с этим прекрасно справилась. И с тех пор её голос можно слышать в этой песне, как и магические звуки трубы Пьера Дютура…
Когда студийная работа над "The guitar don't lie" была закончена, мы - я, Жак Пле и звукоинженер - переглянулись и… решили сделать альбом "Blue country" полностью на английском. Истинное наслаждение! Я почти забыл, до какой степени это здорово - петь на английском. Это было приятным возвращением к истокам.
Ещё одно приятное воспоминание связано у меня с записью песни "Люксембургский сад". В студии собралось больше восьмидесяти музыкантов, и у меня было впечатление, что я пою в сопровождении филармонического оркестра.
Олимпия
Немыслимо говорить об успехе, если вы не выступали в Олимпии. Концерт в этом знаменитом зале является единственным доказательством того, что человек состоялся, как артист. Это заставляет работать над собой, изобретать что-то новое, поддерживать контакт с публикой. Радио, диски, телевидение, - всё это отдаляет от поклонников. Сцена остается лучшим связующим звеном между артистом и зрителями.
Звезда
Я не люблю слово "звезда", потому что я ужасно суеверный. Каждый раз, когда меня называют "звездой мирового масштаба", я стучу по дереву. Я такой же, как мать Наполеона, которая постоянно повторяла: "Лишь бы это не закончилось!". Когда я выхожу на сцену и вижу полный зал, где людям, порой не хватает места, я каждый раз испытываю настоящее потрясение. Я говорю себе: "Этого не может быть! Все эти люди пришли ради меня…" Кроме того, я уверен, что артисту необходимо, чтобы его любили, чтобы ему говорили: "Да, все отлично, да, ты хорошо поешь…" Моя профессия в некотором смысле привилегированная, я это понимаю и дорожу ею…
Певец - это человек, который выдувает мыльные пузыри. Зачем изучать мыльные пузыри, ведь можно просто ими любоваться. Это так красиво!
Три события, которые произвели на меня неизгладимое впечатление
Когда я был ребенком, некоторые события меня глубоко поразили и в какой-то мере повлияли на мою жизнь. Они запечатлелись в моей памяти, и воспоминания о них свежи по сей день.
Окончание войны в Соединенных Штатах
США и Европа по-разному отмечали первый день мира после бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Для нас война была чем-то далеким. Я был ребенком, но хорошо помню, что карточная система, хоть и менее жесткая, чем во Франции, создавала реальные проблемы для всех американских семей. Моя мать и остальные хозяйки запасались мылом, жиром для приготовления пищи, старыми газетами. Автомобили не ездили: не было ни бензина, ни шин. Конец войны совпал в моей памяти с возвращением к изобилию. В магазинах снова появилась жвачка. Жизнь в Лос-Анджелесе вернулась в нормальное русло. Аэростаты, которые плавали над городом, чтобы предупредить о возможном нападении японцев, спустились на землю. Был устроен самый великолепный праздник, который когда-либо видел Лос-Анджелес. Когда я слышу слово "мир", эти дни оживают в моей памяти.
Дело Маккарти
В конце 40-х Джозеф Маккарти, сенатор от республиканцев из штата Висконсин, создал Комиссию, направленную на выявление антиамериканских настроений и на предотвращение проникновения "коммунистической заразы". Очень быстро то, что началось как акция защиты, превратилось в настоящую "охоту на ведьм". Под подозрением оказались буквально все, а те, кто отказывался отвечать на вопросы комиссии, попадали в так называемый "черный список". Некоторые оказывались в тюрьме, остальные были лишены возможности работать. К числу последних относился и мой отец. Он приехал в Калифорнию, где его ждала прекрасная карьера. Как раз в тот момент, когда он почти приобрел полную независимость, его настигла волна "дела МакКарти". В действительности он попал в "черный список" не за политические взгляды, а только за то, что он, опираясь на свои гражданские права, не считал себя обязанным отвечать на вопросы, касающиеся личных убеждений.
Для меня это означало, прежде всего, переезд в Нью-Йорк. Мне пришлось расстаться с моими калифорнийскими друзьями. Дело Маккарти дало мне представление о том, что такое "полицейское государство". Агенты ФБР приходили к нам, когда я был дома один, и задавали мне вопросы об отце. Наш телефон прослушивался… Последствия этой акции еще долго давали о себе знать. В 1957, вскоре после смерти Маккарти, я вернулся в Соединенные Штаты и, проходя таможенный контроль, был вынужден уточнить мое имя, поскольку фамилия моего отца была в "чёрном списке". Во время моей учёбы в университете я находился под бдительным оком ЦРУ, которое боялось, как бы я не унаследовал от отца его опасные идеи.
Смерть Ганди
Махатма Ганди был святым. Он обладал редким даром: прекрасно разбираясь в социальной политике, он сумел мирным путем изменить политический курс. В то же время, он понимал, что стране не обойтись без индустриализации. Он искал решение, которое было бы гуманным и рациональным. Одним словом я восхищаюсь Ганди.
Дружба
Я думаю, что в настоящей дружбе нельзя разочароваться. Она предполагает особенные взаимоотношения, абсолютное взаимопонимание и полную самоотдачу. Например, Карлос… Он один из тех людей, которые уже после первой встречи кажутся нам давно знакомыми. Обаятельный, смешной, дружелюбный, остряк и великолепный рассказчик, одновременно ворчливый и нежный - тип добродушного толстяка. В устах его друзей это не что иное, как ласкательное прозвище. Это милейший человек, готовый на что угодно, чтобы доставить радость, рассмешить или просто помочь кому-то…С ним удивительно легко общаться. Вы спросите меня: а Карлос-певец?.. Но это то же самое. Карлос поет так же, как живет, с тем же задором и добродушием, с той же серьезностью и старанием, с той же беззаботностью и легкостью… Для него жизнь и спектакль, мир и сцена, друзья и публика составляют единое целое.
С Бобом Диланом, выступавшим тогда с "Уиверз" (Weavers), меня познакомил другой член этой группы - Пит Сигер. Когда я учился в Мичиганском университете, "Уиверз" приехали к нам, в Анн Арбор. С ними был парнишка лет восемнадцати, по имени Бобби Циммерман. Кто мог тогда подумать, что он станет кумиром целого поколения!
Вернувшись в Калифорнию для записи альбома на английском языке, я должен был работать с кантри-музыкантами. Я очень подружился с нынешней легендой Нэшвилла, парнем по имени Тони Джо Уайт… Он очень хотел приехать в Лос-Анджелес, чтобы поработать со мной и с басистом Дюком Дюнном, тем самым, который предложил использовать бас-гитару в качестве основного инструмента.
В плане музыки, на меня производит сильное впечатление то, что делает Вильям Шеллер. Мы часто встречаемся у меня, чтобы поработать вместе.
У меня был очень близкий друг, Боби Лапуант, который так и не добился того успеха, которого заслуживал. В 1968 году, когда мы с ним познакомились, он никому не был нужен. Я был художественным директором его последнего альбома. Чтобы Боби получил возможность выпустить его, мне пришлось пойти на шантаж студии грамзаписи.
Рыбалка
Как только мне удается выкроить пару свободных дней, я сразу же отправляюсь на рыбалку. Неважно, что это за рыбалка: в открытом море или в небольшом водоеме; ловля крупной рыбы, тунца или меч-рыбы. Меня заводит сама мысль о рыбалке.
Все началось с приглашения одного приятеля. Мне повезло поймать белого палтуса, весом 25 фунтов (больше 11 кг) - сказочное ощущение! Вы заболеваете рыбалкой в тот день, когда добываете первый улов.
Охота на крупную рыбу отличается тем, что рыбе предоставлены равные шансы с ловцом. Рыбаки меня поймут: мой рекорд, впрочем, довольно скромный, остается моей самой большой гордостью: это голубой тунец весом 160 кг, которого я вытащил после четырехчасового поединка. Но я мечтаю о гораздо большем трофее. Если у меня появится возможность, я буду принимать участие во всех крупных соревнованиях по рыбной ловле. А пока я тренируюсь, когда есть время. Во Франции в Биаррице можно поймать тунца, но не такого крупного, как в Дакаре, Момбасе или на Багамах. И раз уж я начал говорить о местах ловли, есть одно легендарное место, которое известно всем рыбакам. В Акапулько в апреле идет грозная гигантская акула. Каждый охотник мечтает заполучить себе на крючок или хотя бы увидеть как это огромное существо проплывает рядом. Как-нибудь я отправлюсь в Акапулько на это удивительное свидание…
Мой дом: я люблю светлые породы дерева и теплые тона…
Я терпеть не могу вещи, которые навевают на меня грусть, скуку, холод. Я никогда не смог бы жить в современном здании с современной мебелью. Я категорически не приемлю синий, зеленый, черный цвет. Для меня жизнь - это динамика, радость, красивые, радующие глаз предметы, светлые, солнечные, теплые цвета. Мне это необходимо, чтобы чувствовать себя комфортно, уютно. Обстановка влияет на мои творческие способности. Поэтому в моем доме преобладают светлые тона: стены, книжные шкафы выкрашены в белый.
В гостиной и в салоне почти нет по-настоящему дорогой мебели. Что-то я нашел в провинции во время гастролей, что-то - на блошином рынке или у антикваров. Многое я специально заказывал, как те стулья, что стоят вокруг большого стола. Они лишь очертаниями напоминают эпоху Людовика XV. Когда мне нравится какая-то вещь, я ее покупаю. Недавно я приобрел в Оранже - одном провансальском городке - небольшой ящичек. Для меня это настоящее сокровище. Если вы приподнимете крышку, вы почувствуете самый приятный аромат на свете… Запах гаванских сигар. В этом ящике я храню мои лучшие сигары. Курить их - истинное наслаждение, но чтобы сохранить этот удивительных аромат, их нужно хранить в темном, не слишком сухом месте. Я решил бросить курить, просто чтобы посмотреть получится ли у меня.
Я люблю, чтобы у каждой вещи в доме было свое назначение, пусть даже не то, какое было вначале. Мебель, каким бы ни было ее очарование, должна быть полезной.
На стенах много картин, - это не удивительно, я люблю живопись. Особенно мне нравятся картины художника-примитивиста Мориса Гильон-Грина, который стал моим другом. Забавно: этот художник, нарисовавший полную даму в желтом на велосипеде или белую лошадь, которая катается по траве, - виртуоз своего жанра, был когда-то крупье в казино.
В моем кабинете лишь одна вещь напоминает о моем американском происхождении
Для меня тот факт, что я родился в Нью-Йорке - простая случайность. Несмотря на то, что я вырос в Калифорнии, душой я француз. Ничего из того, что меня окружает, не напоминает об Америке. Кроме одной, очень дорогой для меня вещи: большой медной лампы с двойным абажуром из зеленого опалового стекла, что стоит на моем столе. Это подарок моей матери. Другой подарок, который я особенно ценю - те самые кандалы, которые защелкнулись на ногах знаменитого бандита Раймонда Ла Сьянс в момент ареста банды Бонно…
Я полностью продумал, как обустроить свой кабинет. Он полностью обшит деревом, мне нравится этот материал. Письменный стол, за которым я работаю и пишу музыку, я нашел в Авиньоне. Кресла от Кнолла - пожалуй, моя единственная уступка современному комфорту.
Мои друзья в роли гангстеров начала века…
В кабинете висят рисунки и фотографии, напоминающие о самых ярких эпизодах моей жизни. Слева вверху - портрет моего близкого друга, Боби Лапуанта, выполненный в жанре примитивизма Гильон-Грином. Рядом - карта мира: увлекшись географией, я недавно купил в Лондоне атлас, в котором указаны все населённые пункты, вплоть до самой маленькой деревушки… Под портретом Боби Лапуанта можно увидеть мой любимый рисунок, изображающий запись песни - прекрасная карикатура на то, чем я занимаюсь. Здесь присутствуют все представители мира шоу-бизнеса: певец, музыканты, техники, импресарио, продюсеры, звукоинженеры. Все собрались в студии звукозаписи с похоронными лицами! Чуть ниже - фотография, которую я обожаю: Жак Плэ, мой художественный директор, Кристиан Дефф, директор по рекламе на CBS и импресарио Шарль Маруани, - все одеты под гангстеров 1925 г. Это фото сделано после выхода моей пластинки "La bande a Bonnot". Рядом разместился мой собственный портрет, нарисованный актером Питером Устиновым, и подписанный "Сан Хосе Дассен младший"! Ниже - предмет моей особой гордости - диплом Почетного Компаньона Бордо, который был мне вручен после исполнения песни "Billy le Bordelais"!
Скорее предрасположенность, чем талант
Что касается работы, то все что мы делаем - это 90 % труда и 10 % вдохновения. Мне больше нравится слово "предрасположенность", чем "талант". Я не верю в сверх одаренных людей. Брассанс как-то сказал: "Без труда, дар - это всего лишь жуткая мания!" Единственное, о чем я жалею, так это о том, что будучи известным, я не могу пройти незамеченным. Невозможность оставаться неузнанным - это существенное неудобство. Раньше я не мог представить, как этого не хватает. Став артистом, я вынужден "держать марку". Мне нельзя расслабляться. Если я выйду из дома не побрившись - это будет настоящей трагедией для моих поклонников.
Гольф
Заядлый спортсмен, Джо стал поклонником гольфа еще до того, как этот вид спорта вошел в моду. Его партнеры по игре особенно ценили его спокойствие, доброжелательность, честную игру.
"Рядом с моим домом расположены 4 или 5 площадок для гольфа. Когда выдается 2-3 свободных часа я иду проветриться. Во время игры я полностью сосредотачиваюсь на этом маленьком мячике, который нужно загнать в лунку… Таким образом, когда я не работаю, я играю в гольф. Это потрясающе! Просто невероятно, сколько километров можно пройти за одну партию".
Без темы
Для меня блюз и кантри - это история в сопровождении музыки, а не просто музыка со словами.
Выражение "поп-музыка" для меня ничего не значит. Это что-то вроде торговой марки, так же как и "фольк".
У меня есть свой фан-клуб. Два секретаря ежедневно отвечают на письма от моих поклонников. До шестисот писем в день…
Если бы я был президентом
Если бы я был президентом, я бы не носил официальный костюм и не стал бы позировать перед телеобъективами. На самом деле, все эти традиции давно устарели, они слишком напыщенны, чтобы нравиться людям. Я бы предпочел спортивный стиль, простую и удобную одежду даже в самых торжественных случаях.
Если бы я был президентом, я запретил бы макси-юбки. Макси - это ужасно. Я двумя руками за мини и если бы это зависело только от меня, все симпатичные девушки одевались бы по минимуму.
Если бы я был президентом, я назначил бы служащим премию за любезность. Тем служащим, кто этого заслуживает, то есть тем, кто выполняет свою работу с удовольствием и кто встречает клиентов с улыбкой. При первой возможности я бы ликвидировал большую часть бумажной волокиты.
Если бы я был президентом, я бы перенес Елисейский дворец в Ниццу. Так я смог бы прогуливаться по пляжу в перерыве между двумя заседаниями Совета министров.
Если бы я был президентом, в моей резиденции было бы полно кошек. Они не позволяют строить из себя важную персону. Эти удивительные животные делают, что хотят и когда хотят. У меня было бы прекрасное средство от "звездной" болезни. По отношению к кошке человек может быть только слугой.
Кристин, женщина моей жизни
Кристин здесь, рядом со мной, и само ее присутствие дает мне силы, о наличии которых я никогда не догадывался. Благодаря ей я чувствую желание работать, она придает мне мужества и верит в меня. Я никогда не забуду тот день, когда впервые увидел Кристин. Это было похоже на удар молнии! Когда мы познакомились, я чувствовал себя измотанным и подавленным, но Кристин, войдя в мою жизнь, вернула мне вкус к жизни, заставила ценить каждое мгновение…Я стал другим. Чтобы сберечь нашу любовь от посторонних глаз, мы живем в пригороде. Когда я отправляюсь в турне, я настаиваю, чтобы она ехала со мной. Разлука для меня невыносима. Мне необходимо знать, что она рядом.
Дети
Вся наша дружная семья живет в новом доме: моя жена Кристин и мои сыновья, Джонатан и Жюльен. Они значат для меня бесконечно больше, чем вся слава мира.
Успех
Я не умею предугадывать успех. Я делаю то, что мне нравится, не зная заранее, какой это вызовет отклик. Я не следую моде, создавая песни, я скорее поступаю наоборот. Эстрадные певцы хотят заставить публику танцевать под свои песни. Меня это раздражает. Они забывают о том, что песня должна рассказывать. В моих песнях часто содержатся целые истории.
Я точно не знаю, сколько моих дисков было продано за эти 15 лет… Десятки миллионов! Множество золотых дисков во всем мире. Впрочем, есть две страны, где я не пою: Япония и США. В Японии во мне не нуждаются, что до Америки - это мое собственное решение. Мне неизвестен рецепт успеха, потому что его не существует. Каждый раз, когда я записываю новый диск, я начинаю с нуля. Я вхожу в студию и работаю там целыми днями вместе с музыкантами.
Иногда, когда работа закончена, кажется, что получилось нечто гениальное, что обязательно будет иметь успех, но, в конечном счете, решать слушателям. Но я неисправимый оптимист, я просто не способен видеть вещи в черном свете!
Прощай, артист…
20 августа 1980 года в ресторане "У Мишеля и Элиан" в городе Папеэте, административном центре острова Таити, Джо Дассен скончался от сердечного приступа в возрасте 41 года.
Примечания:
-
Во Франции "американской звездой" называют начинающего певца, который выступает перед признанной знаменитостью, чтобы "разогреть" публику
-
Фильм "нуар" или "черный фильм" - термин, придуманный французской кинокритикой для обозначения ряда американских кинолент 40-ых - начала 50-ых годов, и даже в англоязычных странах звучащий по-французски - "Film Noir". Это не жанр, не сюжет и не время действия. "Черный фильм" - это, прежде всего, атмосфера. Уникальная атмосфера Тайны и Рока. Мир теней и отражений.
Родоначальницей нового направления стала картина "Мальтийский сокол" Джона Хьюстона, вышедшая на экраны в 1941 году. Расцвет "черного" фильма пришелся на первое послевоенное десятилетие. Из фильма в фильм кочевали герои-изгои, которые никому не могли доверять в мире, насквозь пропитанном коррупцией, предательством и цинизмом. Хриплый голос за кадром, роковая женщина, безвольный герой, любовный треугольник, преступный замысел (разумеется, неудачный), атмосфера запутанных интриг и неумолимо нависшего над героями рока... Эта схема, хорошо знакомая по таким классическим "черным фильмам", как "Двойная страховка", "Почтальон всегда звонит дважды", "Убийцы". Фильм "нуар" создал моду на все оттенки темного и цинизм, который вдруг оказался интересным.
Вслед за Джоном Хьюстоном, школу создавали такие кинорежиссеры, как Орсон Уэллс, Уильям Чайлдер, Ховард Хоукс, Билли Уайлдер, Джордж Кьюкор, - фильмы которых оказали огромное влияние на подрастающее новое режиссерское поколение и пользовались успехом практически во всем мире. В Европе в этом жанре достаточно успешно работали французы Клузо, Годар, Мельвиль, Маль и Трюффо, именно они не давали жанру тихо и покойно почивать на достигнутом, и именно они спровоцировали второй всплеск интереса к "черным" лентам в Америке в семидесятые годы. В дальнейшем самые разные режиссеры нередко возвращались к этому загадочному жанру. Из последних работ достаточно вспомнить "Семь", "Просто кровь", "Город мрака" и "Расплату": урбанистические пейзажи, галлоны крови и демонстративное отсутствие хэппи-энда.
-
Маленький городок Криста, что на острове Крит, заполнен магазинчиками, закусочными и публичными зданиями. Но это было не так до 1956, когда режиссёр Жюль Дассен приехал туда снимать свой фильм "Тот, кто должен умереть". Вместо бутафорских декораций, Дассен настоял, чтобы декорации были стойкими, настоящими. Он расширил дороги улиц, чтобы машины со строительными материалами спокойно проезжали, и 28 полных камней грузовиков привезли строительные материалы для строений, нужных для фильма: школа, кафе с террасой, большой жилой дом, почтамт, и 5 магазинов. Когда Дассен закончил съёмки, он подарил здания жителям города.
|
